Наброски Священного Писания

Автор:Дмитрий Бадовский

В начале 2006 года Кремль вплотную подошел к необходимости внятно сформулировать идеологическую доктрину нынешней власти и выразить, таким образом, «национальный проект» развития России на ближайшие десятилетия.

Сама идеология в общих чертах уже существует и даже озвучена. Дело остается за решением двух вопросов. Во-первых, необходимо, чтобы основы доктрины системно изложил лично глава государства. Во-вторых, для чего во многом и требуется «слово Путина», необходимо перевести кремлевские идеологические тезисы на язык общения с народом и тем самым конвертировать их в принципы некоего «общественного договора» по поводу проекта «будущего России».

Скорее всего, попытка решить обе задачи будет предпринята уже очень скоро – в конце марта - начале апреля, – когда президент страны обратится «к городу и миру» со своим ежегодным посланием.

Жажда идеологии
До недавнего времени Кремль особо не нуждался в какой-либо развернутой идеологии. Политической системе, базирующейся на отраженном свете непоколебимой популярности президента Путина, идеологические инъекции были необходимы лишь изредка и преимущественно из профилактических соображений. Периодически появлявшиеся на свет идеологемы «диктатуры закона», «удвоения ВВП», «укрепления вертикали власти», а также «равноудаления олигархов» или их отдельных представителей, должны были просто обозначать и выгодно подсвечивать тактические доминанты различных этапов путинского правления.

Современная потребность в «идеологическом самоопределении» тесно связана с необходимостью обеспечения преемственности власти и политической стабильности в России после предстоящего ухода Путина с поста президента.

Формулировка «после ухода Путина» здесь совсем не случайна, поскольку именно в этом событии, а вовсе не в подготовке самих предстоящих выборов или подборе кандидатур преемников, может проявиться фатальная «идеологическая недостаточность» нынешнего политического режима.

Главная системная (она же - и технологическая) проблема «обеспечения стабильности» после выборов 2008 года заключается в необходимости передать власть в России заведомо более слабому политическому лидеру, чем Владимир Путин. Под «более слабым» имеется в виду, что будущий президент будет обладать существенно меньшим рейтингом популярности и уровнем общественного доверия к личным качествам по сравнению с харизматичным Путиным. Более ограниченными будут и личные возможности преемника в обеспечении контроля над бюрократией, региональными элитами и силовыми структурами, а также способность выступать эффективным арбитром и гарантом всей системы внутриэлитных отношений, включая отношения между властью и бизнесом. По крайней мере, часть перечисленных функций, касающихся, например, баланса сил и интересов различных групп правящего класса, Путин сможет исполнять (быть может, временно) и после своего ухода с поста президента.

Но это все равно не спасает от необходимости существенно модер-низировать при новом президенте систему осуществления власти.

Нынешняя политическая модель моноцентричной власти полностью «заточена» по функциональным характеристикам и своей эффективности под путинский тип президента-харизматика, который и является ее главной подпоркой. Преемник Путина не сможет предоставить политической системе такого ресурса самовоспроизводства и устойчивости. Напротив, сама конструкция политического режима должна будет играть роль «костыля» для нового президента. Но для этого, помимо уже существующих и постоянно укрепляемых в последние годы механизмов политического управления, нынешнему политическому режиму не хватает «цементирующего раствора» официальной идеологической доктрины.

Доктрины, именем которой будет править новый президент и следование которой будет источником общественной и внутриэлитной легитимности его власти.

Попытки вербализации
Сотворение официальной идеологии становится, таким образом, едва ли не главной задачей, которую предстоит решить в оставшиеся два года путинской администрации. При условии успешной реализации «идеологического проекта» все остальное - даже результаты парламентских и президентских выборов 2007-2008 годов и последующее поддержание политической стабильности - становится вопросом преимущественно техническим.

Акт творчества новой идеологии - процесс далеко не простой и не одно-моментный. Первые письменные источники по современной кремлевской идеологии относятся к осени 2004 года. Среди них выделяются интервью замглавы президентской администрации Владислава Суркова «Комсомольской правде», а также появившееся несколько позднее - в начале апреля 2005 года - идеологическое интервью главы президентской администрации Дмитрия Медведева журналу «Эксперт». Ключевым событием в идеологическом взрослении Кремля стало и прошлогоднее послание президента Федеральному собранию, где идеологическая нагрузка уже не просто явно ощущалась, но стала вещью системообразующей.

Отправной точкой для всех упомянутых идеологических выступлений представителей Кремля стали так называемые «реформы 13 сентября», которые были инициированы после Беслана и ассоциируются с изменением порядка выборности губернаторов регионов, дальнейшим укрупнением и усилением партийной системы, созданием Общественной палаты. В действительности мотивы и содержание этих реформ шире, чем набор перечисленных и многих других до сих пор идущих прикладных преобразований.

В основе «постбесланского» реформаторского пакета (расширенного потом еще оранжевым послевкусием украинских событий) находится вопрос, который, возможно, и правда впервые предельно четко оформился в коллективном бессознательном российской элиты в сентябре позапрошлого года. Он заключается в том, а что, собственно говоря, было бы в такой ситуации, если бы не было Путина? Под «было бы» подразумевается широкий спектр проблем, начиная от политической управляемости и устойчивости самой госмашины и заканчивая социальной легитимностью власти, оставшейся без защитного кожуха 70% рейтинга.

От этого вопроса и с оглядкой на него как раз и идет в последние полтора года строительство кремлевской идеологии. Собственно обоснование «реформ 13 сентября» (являющихся, несомненно, технологической программой адаптации политической системы к «постпутинскому периоду») играет в нем хоть и важную, но не определяющую роль. Создание полноценной идеологической доктрины требует решения и более фундаментальных задач - формирования «картины мира» и места России в нем, создания «образов врага» и описания системы вызовов для развития, программирующей реконструкции смыслов прошлого и настоящего, а также определения мобилизационной стратегии будущего.

До недавнего времени все многообразие соответствующих идеологем в единую картину не складывалось, тем более что публичной политике Кремля свойственны некоторые трудности перевода собственных идей с подковерного языка на общечеловеческий. Периодических фрагментарных выступлений кремлевских стратегов и самого президента для восполнения пробела системности в идеологической доктрине явно не хватало. Однако на сегодняшний день ситуация несколько изменилась. Причем изменилась качественно, и уже нельзя исключать, что до нового рождения у нас официальной идеологии осталось совсем немного.

Обратный отсчет
Основания для подобных предположений дает «явление народу» имевшего место месяц назад программного выступления Владислава Суркова на партучебе актива «Единой России». На сегодня, указанная речь - наиболее полный по объему и внятный по содержанию идеологический документ Кремля. Поначалу несколько удивляющее широкое обнародование столь масштабного текста, перестает быть таковым с учетом описанных выше идеологических потребностей власти. На первый взгляд, в лекции Суркова нет кардинально нового. Скорее здесь сведены воедино все до того разрозненные кремлевские идеологемы. Если исключить их, то от «февральских тезисов» останется не так уж и много. Однако в этом «остатке» если окончательно и не сформулированы, то уже явно «прочувствованы» и даже частично проговорены недостающие элементы целостной картины идеологического проекта Кремля.

Во-первых, в выступлении Суркова фактически открытым текстом признано, что «постпутинский» период развития и функционирования российской власти как внутри страны, так и за рубежом будет периодом идеологическим. Здесь это названо методом «силы слова» в условиях «сверх-идеологизированных демократических обществ» с признанием за бывшим СССР в качестве крупнейшего такого достижения как «планетарная идеологическая работа». Определены и соответствующие «особенности момента» в развитии страны: «общественная жизнь в России неизбежно будет усложняться по мере развития демократических институтов, и все большее значение в нашей политической работе придется уделять методам убеждения и разъяснения». В целом можно сказать, что

власть признала неизбежность замены «персонального» источника собственной легитимности в лице Путина на новый, связанный с получением системного доверия к «проекту будущего», который сформулирует Кремль.

Во-вторых, в «февральских тезисах» Суркова, пусть и в не совсем законченной форме, но обозначено решение важнейшей задачи «идеологического проекта», связанной с созданием мотивационной и мобилизационной структуры «проекта будущего». Из установочного негативного тезиса, говорящего о том, чем мы не является («живем между наследством и авансом», «нет ни одного крупного экономического или социального достижения, которое совершило бы наше поколение»), уже приблизительно вырисовывается мобилизационная задача -«заработать реально, самим и своим трудом статус ведущей мировой державы». Кроме общей мобилизационной задачи, необходимы, однако, и мотивационные предложения элите и обществу для участия в ее решении. Подобные вещи (государственные гарантии защиты устойчивости и самостоятельности страны и ее движения к «процветанию и благополучию», создание качественного нового «ведущего слоя общества», «более справедливое распределение национального продукта» в «свободном обществе и свободной экономике») у Суркова уже задекларированы. Однако нужен еще их перевод в термины «общественно-го договора» о будущем.

Наконец, в-третьих, из сказанного уже становится понятно, что должный стать завершением идеологической конструкции «проект будущего» станет глобальным, связанным с необходимостью экономических и социальных достижений «нашего поколения» в международном масштабе.

Вывод такой уже напрашивался исходя из доктрины «суверенной демократии», особенно когда она была дополнена концепцией России как энергетической сверхдержавы. Теперь же речь идет о том, что «суверенитет как политический синоним конкурентоспособности» и стремление России к обладанию контрольным пакетом акций в «международном энергетическом кооперативе» и «мультинациональных корпорациях», должны рассматриваться как средства достижения страной некой новой глобальной цели. Цели, которая будет основой развития и национального единства в предстоящие десятилетия.

В принципе, некоторые необходимые для ее формулирования идеи и тезисы уже разбросаны по тексту лекции Суркова перед единороссами. Однако здесь нужен еще один - последний и самый главный - шаг идеологического проекта. Идеология должна быть надлежащим образом оформлена, донесена до общества и принята им. Необходимо создать соответствующий «священный текст», содержащий и характеристику нового глобального проекта для России, и параметры общественного договора по поводу его реализации. Решить все эти задачи может сегодня в России только Путин. Более того, только он и должен быть источником и носителем соответствующей идеологической доктрины. Потому что даже после своего ухода с поста президента, ему предстоит продолжать играть главную идеологическую роль в стране - оставаться моральным гарантом исполнения и проекта развития, и соответствующих договоренностей с обществом.

Наиболее адекватной формой
представления «священного текста» является ежегодное послание президента.

Есть основания полагать, что именно оно как раз и может стать оптимальным временем и местом для официального рождения идеологии глобального проекта России. Естественно, мы точно не знаем, что именно скажет через несколько недель в Кремле Владимир Путин . Но, скорее всего, центром послания станет как раз попытка представить стране и миру российский глобальный проект. На уровне самых общих установок, и не обсуждая сейчас их правильности, подобный проект может быть изложен в ряде тезисов.

Глобальная Россия
Первое. Если попытка «закрыться» и «избежать глобализации» невозможна (национал-изоляционисты как «партия двух шагов назад» в терми-нологии Суркова), а следование и подчинение чужой политике глобализации неприемлемо (олигарх-реваншисты и оффшорная аристократия как «партия шага назад»), то

России ничего не остается, как выработать собственный проект и собственную идеологию участия в процессе глобализации.

Второе. Задача-минимум, которая уже реализуется, заключается в том, чтобы научиться противостоять чужой глобальной политике, когда она угрожает интересам России, национальному суверенитету, целостности и стабильности государства. Именно в этом ключе предлагается понимать цели и задачи борьбы с международным терроризмом. В этом же контексте находится и необходимость обеспечивать «политический суверенитет» России в определении особенностей, условий и темпов демократического развития. В той же плоскости лежат и вопросы «экономического суверенитета» России в установлении системы «национального контроля» в стратегически значимых секторах экономики.

Третье. Задача-максимум заключается в том, чтобы самим научиться влиять на глобальную политику и управлять глобальным развитием. Государственный суверенитет как синоним конкурентоспособности означает, что способность выжить в современном мире определяется наличием у государства или группы государств собственного глобального проекта. Подобная самостоятельность и субъектность в новом мире - одно из измерений понятия «мировой державы».

Если Россия не может или не хочет примкнуть к чужому глобальному проекту и раствориться в нем, то она должна интегрировать вокруг себя и своего проекта будущего часть мира, прежде всего постсоветское пространство и «мир соотечественников».

Принадлежность России к европейской цивилизации не означает необходимости присоединиться к европейскому интеграционному проекту, а означает необходимость использования европейских (аналогичных Евросоюзу) технологий подобной интеграции.

Четвертое. Энергетический комплекс и стратегия «энергетической сверх-державы» - конкурентное преимущество России, включающее не только готовность к обеспечению текущей «энергетической безопасности» мира, но и активное участие России в создании новой глобальной энергетики, основанной на иных видах топлива. Сами по себе выгоды этой стратегии (а также готовность участвовать в решении других глобальных проблем) - переговорный ресурс и средство решения страной другой цели.

Соответствующая цель заключается в обеспечении «справедливости правил и итогов глобализации».

Это означает более равномерное распределение ее выгод между странами и национализацию российским государством большего объема этих выгод. Включая получение Россией в свое распоряжение новых технологий (экономических и социальных) для собственной модернизации.

Пятое. Эффективная реализация Россией собственной глобальной стратегии возможна только при ином и более высоком качестве правящего класса, включая и бизнес. Создание такой новой национальной элиты предполагает много направлений (от продолжения реформы госслужбы и взаимоотношений власти и бизнеса, заканчивая партийной реформой, развитием гражданского общества и местного самоуправления как источниками «рекрутирования» новой элиты). Кроме того, важно, что сам правящий класс, соглашаясь на новые «правила жизни» получит принципиально новые перспективы от государства, а именно возможность с помощью участия в государственном глобальном проекте интегрироваться в мировую элиту.

Шестое. Общество также получит системные выгоды от реализации глобального проекта. Прежде всего, благодаря реализации стратегии «двух справедливостей». Более равномерное и справедливое распределение выгод глобализации в пользу России даст возможность увеличить национальные ресурсы развития. Увеличившийся национальный продукт, в свою очередь, также должен более справедливо распределяться внутри самого российского общества (в том числе, благодаря нынешним и будущим нацпроектам, причем среди последних ключевым должен быть проект демографического сохранения и возрождения народа). Кроме того, в рамках собственного глобального проекта, государство предоставит обществу дополнительные гарантии защиты как от внешних (международный терроризм и т.д.), так и от внутренних угроз (очищение власти в процессе создания новой элиты, борьба с коррупцией и т.д.). А также будет способствовать развитию самого общества (от более открытых каналов рекрутирования элиты до развития местного самоуправления и институтов гражданского общества), но при соблюдении принципа «политического суверенитета» власти в определении особенностей, условий и темпов демократического развития страны.

Седьмое. Еще одним и важнейшим предложением для общества, несомненно, должен быть и
некий «проект национального самосознания», который также, скорее всего, будет носить глобальный характер.

Очевидно, что он должен быть сравним по уровню с теми источниками и примерами национальной гордости, которые имеет современное российское общество. По итогам XX века, согласно большинству соцопросов, для граждан России таковыми, в первую очередь, являются победа над фашизмом и сохранение страны в Великую Отечественную, а также полет Гагарина. В этом смысле, могут рассматриваться и аналогичные Евросоюзу межгосударственные интеграционные проекты, и тот же самый космос (с этой точки зрения, недавние новые проекты освоения Луны и Марса, связанные еще и с «новой энергетикой» не выглядят совсем уж несерьезными).

Так или почти так может зазвучать «официальная идеология», которую мы, видимо, скоро услышим и которую уходящий президент должен оставить стране и своим наследникам.

Что же касается пресловутого вопроса о том, что будет делать после 2008 года сам Владимир Путин, то с учетом всего сказанного, наиболее логичной может оказаться еще одна версия. Если главная задача нынешнего президента после своего ухода будет заключаться в том, чтобы быть гарантом «общественного договора» о будущем и моральным хранителем «священного текста» официальной идеологии, то ему следовало бы стать главой Общественной палаты, которая с таким назначением обретет, быть может, подлинный и до сих пор скрытый смысл своего существования.

"Газета.ру", 16 МАРТА 2006