Александр Донских: «Я и сам переживаю, что перестают петь…»

«Александр Донских фон Романов» – это имя известно в музыкальном мире. Участник знаменитого Ленинградского рок-клуба со дня его основания (1981), друг Майкла Науменко, член группы «Зоопарк», позднее – солист не менее знаменитого вокально-инструментального ансамбля «Земляне», один из авторов антологии «Бронзовый рок», вышедшей в 2004 году в издательстве «Амфора» и переизданной в этом году. Его судьба – история обычного березниковского мальчишки, уехавшего в 18 лет покорять северную столицу. У него – получилось. И это даёт надежду, что получится и у других. Александр регулярно навещает родные Березники, где остались родители и друзья. В честь Дня города он дал концерт во Дворце культуры Металлургов.

– Александр, на концерте в ДК Металлургов было заметно, что у Вас много друзей из нашего березниковского музыкального училища. Вы там учились?
– Да, но не сразу по окончании школы… В 1974 году, когда закончили школу, мы поехали поступать с моими школьными друзьями, товарищами из школьного ансамбля, в Ленинградский технологический институт. Они сразу же на первом экзамене, сочинении, завалились и начали развлекаться. А мне стало ужасно обидно, что они уже свободны, и я из какого-то чувства солидарности (глупость, конечно) просто не пошёл на следующий экзамен. Так вот получилось.
Вернулся домой, отец говорит: не хочешь учиться – иди работай. И правильно, как я понимаю теперь, когда я сам уже отец взрослого парня – сын окончил второй курс географического факультета Санкт-Петербургского университета. Я устроился на БТМК, учеником слесаря КИПиА, а вечером учился в нашем вечернем институте, политехническом. Но мне хотелось учиться в Питере, который сразу меня покорил, и в следующем году я поступил в Технологический институт. Ещё будучи абитуриентом, сколотил группу, выступали на каких-то бесконечных самодеятельных конкурсах… А у одной знакомой девочки папа играл в первом составе в филармонии, в оркестре. И как-то мы дома музицировали, он послушал и предложил обратиться в семинар молодых композиторов при Союзе композиторов.
Я принёс туда свои сочинения, они посмотрели, приняли и назначили мне курс дисциплин по композиции, анализу формы, история-теория. Там читали лекции, вели занятия профессора консерватории. Очень интересно было, я получил много впечатлений.
Так я и забросил Технологический институт. Затем, уже в 80-м году, приехал сюда и решил закончить музыкальное училище…

– А что вы тогда сочиняли?
– Разное… поскольку я сам вокалист, в основном сочинял вокальную музыку. Вокальные циклы, отдельные песни. Последние несколько лет я работаю над оперой, сейчас пытаюсь её поставить…

– Классическая опера или что-то другое?
– Нет, это ближе к рок-опере. Один мой знакомый предлоджил название : «блюз-опера»… В принципе, построение академическое, система лейтмотивов, дуэты, арии, квартеты, хоры.

– А сюжет?
– Дело в том, что я в своё время очень дружил с Михаилом Науменко, группа «Зоопарк» – и музицировали вместе, и даже есть несколько совместно написанных песен. И, когда он в 1991 году умер, я подготавливал к изданию собрание его текстов. В процессе работы над этим изданием я обратил внимание на то, что его пьесы очень сюжетные, в них присутствует большое количество персонажей, которые даже «путешествуют» из песни в песню. И темы оперы оттуда – жизнь, любовь, молодой музыкант, странствия, возвращение, разочарования. Главный персонаж, молодой музыкант, так и называется: Герой. С некоторой долей иронии…

– То есть по текстам Науменко вы собрали какой-то сюжет, сделали либретто?
– Да, совершенно верно. Действие происходит в неком городе N. – это тоже образ, заимствованный из стихов Науменко. Там с одной стороны действуют как бы реальные люди – Герой, его подруга, музыканты, друзья, а с другой – в этом городе живут призраки. И они некоторым образом взаимодействуют. Используется такой чисто технический приём, что та часть партитуры, где действуют живые люди, исполняется живыми инструментами, а призраки «пребывают» в электронной музыке. Этот «параллельный мир» представлен в кинопроекции, и живые люди взаимодействуют с этими кинопроекциями. И, когда Герой уже полностью разочарован в жизни, в творчестве, в любви, в минуту крайнего отчаяния обращается к своей идеальной возлюбленной, существующей в «мире призраков»– она, чтобы спасти его от кризиса, от творческого и душевного тупика, обращается в живую женщину. Оживает.

– Чудо происходит.
– Искусство вообще предполагает чудо, перерождение, что-то необычное. Помимо музыкальной своей деятельности – я писал не только музыку, ещё со школы писал и стихи – параллельно я работаю и над большим прозаическим произведением, отчасти носящим автобиографический характер. И опера, и роман носят одинаковое название – «Призраки города N.»

– Но в романе, наверное, этот город напоминает Березники? Уездный город N.?
– В большей степени это Петербург. Хотя в романе о Березниках тоже много написано, поскольку я описываю свою жизнь. В романе тоже есть два параллельных пласта, поскольку, по моему убеждению, в те годы – 70-е, мы жили одновременно в двух мирах, реальном и придуманном. И эти два мира сосуществуют параллельно в романе и в опере. И роман заканчивается премьерой оперы…

– Что мы увидим раньше – роман или оперу?
– Фрагменты из романа уже опубликованы. В 1994 году в издательстве «Амфора» вышла антология «Бронзовый рок». И сейчас, в 2007-м, буквально на днях была переиздана. То есть первый тираж уже распродан, потребовалось переиздание. Книга дополнена фотографиями, и я сделал там специальную редакцию. Ну, и в журнале «Rock-musik» в 2004 году были опубликованы фрагменты романа.

– Что для вас Березники?
– Город детства, город надежд. Здесь зарождались планы, здесь я мечтал о многом… и многое из этих мечтаний сбылось. Хотя, казалось, для меня, школьника, дерзко было даже подумать, что когда-то я буду одним из этих людей, которые выступают с большой сцены, собирают стадионы… Мне всегда приятно, когда я приезжаю, брожу по дворам, где мы летом и зимой лазили, дружили, общались, влюблялись. Это всё живо для меня здесь. А с другой стороны, на площади в День города я походил, потолкался, и вдруг с грустью подумал, что – столько народу и ни одного знакомого лица… Все разлетелись… Всё так…вроде бы и реально всё, но и призрачно уже, как в опере. Но я каждый раз, когда приезжаю, приятно удивляюсь, вижу, что город меняется, растёт, люди меняются. И я не исключаю возможности поучаствовать в этих переменах.

– Ваш концерт получился очень живой, такой ностальгический немножко. Я тоже подпевала… Сейчас редко поют.
– Да. Я сам, как музыкант и как человек, переживаю, что не поют. С точки зрения ценности музыкального и эстетического материала эти песни 60-х, 70-х, 80-х – действительно высококлассные, качественные произведения. Дело в том, что вот это всеобщее стремление к развлечению – это, как и многое другое, в общем-то, американское влияние, не европейское. Европейцы-то – я был там, в Германии, в Голландии, во Франции, – вовсю поют свои шансоны, не везде, конечно, не в каждом доме, но часто. Это существует наравне со всем остальным. Кто-то, не помню кто, сказал, что американцы выдают невроз за веселье, такое стремление любой ценой веселиться.
…Конечно, любые обобщения не верны: «рок – это плохо», волосатые какие-то подонки, «вся попса – это гадость». И эти программы адресованы в первую очередь таким людям, как мои родители, которые помнят и любят эти песни. В нынешних эстрадных песнях они не находят того, что привыкли получать от песни – «и жизнь, и слёзы, и любовь», радость и печаль, переживание и сопереживание.
К сожалению, современная эстрадная музыка носит фоновый, оформительский характер. И… рок-музыка тоже. Всё превратилось в какое-то «бумцанье», я имею в виду тенденцию, так сказать, функцию искусства. Но всё равно, есть и поклонники, и поклонницы, поскольку есть потребность кого-то обожать. Когда-то обожали героев Жюль-Верна, или, например, оперных примадонн, падали в обморок от какой-нибудь ноты, взятой певицей, сходили с ума… Сейчас это всё переместилось в область дизайна: из основного блюда песня превратилась в гарнир.

– Я вчера, когда вас слушала, подумала – при нашей «синтетической электронной диете» для уха живой природный голос, живой звук, хорошая песня – это как живые витамины.
– Спасибо большое. И когда начинаются такие разговоры в музыкантской среде: публике это неинтересно, это не поймут! – мы, музыканты, сами виноваты. Что такое «формировать вкус»? Вкус – это такая вещь, которая может по любому руслу потечь, а иногда даже рискованному или сомнительному руслу. Наша задача – напоминать, грубо говоря, давать возможность выбора. Я на этом настаиваю. И это хочу подчеркнуть. Должен быть спектр, нельзя всех одевать в униформу, под одну гребёнку: все слушают этого исполнителя или эту группу, а на всё остальное мы, как Райкин говорил, «плюйём». С одной стороны, человек – групповое животное, с другой стороны – искра божья есть в каждом, и он сам выбирает: маршировать в ногу или топтать собственную тропинку. Возможность выбора должна быть.

Текст: Галина Гусева