Несуеверная демократия

Как преобразился международный ландшафт за 12 месяцев! Декабрь 2006 года был мрачен. После убийства в Лондоне Александра Литвиненко все западные СМИ писали о возвращении призрака всесильного КГБ и пугали «холодной войной» без правил. Можно ли годом позже придумать более яркий символ изменения атмосферы, чем помянутая уже не раз в последние дни немецкая группа Scorpions, которая завершила своими четырьмя хитами кремлевский концерт к 90-летию ВЧК–ОГПУ–НКВД–МГБ–КГБ–ФСБ?Немолодые рокеры, певшие когда-то Михаилу Горбачеву в знак признательности за разрушение железного занавеса, фальшиво насвистывали запев «Ветра перемен» и натужно изображали драйв. Им внимал безмолвный зал, заполненный бывшими сослуживцами Литвиненко и новоиспеченного депутата Госдумы Андрея Лугового. Было видно, что «скорпам» скучно. Но европейский прагматизм взял верх – ничего личного, только бизнес. Гонорар, очевидно, перевесил особенности аудитории. Чем, в конце концов, легенды рока хуже великого политика наших дней Герхарда Шредера…

Что изменилось за год в отношениях между Россией и Западом? Беспокойство, вызванное изменением стиля поведения Москвы, улеглось. Мы все упиваемся эффектом, который произвел на надменных империалистов в Мюнхене Владимир Путин. Между тем среди вышеозначенных империалистов после довольно краткого шока формируется консенсус. Называется он необходимостью реалистичного взгляда.

Реализм – это отказ от иллюзий, что Россия может стать такой, как хочет Запад. Надежды на демократизацию по модели Восточной Европы признаны несостоятельными. Расчеты на долгое восстановление геополитических позиций страны перечеркнуты стремительным изменением сырьевой конъюнктуры. Предположение, что мнение Москвы можно более или менее вежливо игнорировать, перестало работать по мере изменения самоощущения Кремля.

Новые веяния ласкают слух российской власти. Один за другим западные аналитики приходят к выводу, что Россию надо воспринимать такой, какая она есть. Что надо перестать учить ее демократии. Что практически невозможно пытаться влиять на внутренние процессы. Что высокомерного безразличия уже недостаточно, на слова и действия Москвы нужна содержательная реакция.

Однако милый нашему сердцу реализм предусматривает гораздо более жесткую оценку потенциала и возможностей объекта рассмотрения. Иными словами, сейчас внешние партнеры России изучают, что на самом деле стоит за уверенной риторикой и активизацией политики Москвы. Подкреплены ли они мощными тылами или представляют собой блеф?

Намерена ли Россия действительно настаивать на своем и создавать проблемы другим странам, или она настроена на достижение сделок? Способна ли страна наполнить внешнеполитический прорыв реальным содержанием, что требует высокопрофессиональной дипломатии, продуманной внешнеэкономической стратегии, точного расчета и эффективного государственного аппарата? Наконец, чего больше в позиции Кремля: реальной решимости что-то менять на международной арене или желания самоутвердиться после геополитического коллапса конца прошлого века?

Поиск ответов на эти вопросы и составляет суть нынешнего этапа отношений Москвы с внешним миром. Под занавес президентства Владимир Путин пробил стену индифферентности, с которой ведущие мировые державы относились к России в последние годы, считая ее, в целом, малозначительным фактором. Москву услышали, но теперь прикидывают, стоит ли по-настоящему принимать ее всерьез. Поскольку, несмотря на победные реляции о росте ВВП, по совокупным показателям мощи (человеческий, инфраструктурный, технологический капитал) страна по-прежнему не идет ни в какой сравнение с лидерами развития.

Реальных побед – геополитических и экономических дивидендов – Россия пока не добилась. Конечно, нельзя требовать всего сразу. Но настораживают шапкозакидательские настроения, ставшие популярными, по крайней мере, в нашей публичной сфере. А вердикт, который вынесет Запад, взвесив особенности новой России, пока неочевиден.

Второй аспект отношений, явный к концу 2007 года, – это прагматичное стремление извлечь максимальную выгоду из российского развития. Жалобы по поводу отсутствия в России демократии и наличия ужасного инвестиционного климата превратились в общее место, неэффективность, непредсказуемость и коррумпированность отечественной государственной машины стали притчей во языцех. Тем не менее, многие продолжают искать пути на российский рынок, где велик риск, но и возможности шире.

Модельными для нового типа российско-западных отношений можно считать те, что сложились между Москвой и Парижем после победы Николя Саркози. Его появление в Елисейском дворце сопровождалось стенаниями о том, что с уходом Жака Ширака рухнул-де последний пророссийский бастион.

Между тем столь тесного взаимопонимания, как с французским лидером, у Владимира Путина, кажется, не было еще ни с кем. И совершенно неважно, что Саркози демонстративно дружит с Бушем и Саакашвили, а о России высказывается с разной степенью неприязни. Зато ментально два президента очень близки. У обоих предельно конкретное мышление, ориентированное на бизнес-интересы. Оба не чужды традиционной идеи величия своих стран, ради которого можно ломать устоявшиеся нормы поведения. Оба гиперактивны и заряжены на внешние проявления успешности. Оба не обременены лишними моральными ограничителями.

Вот с такой Европой Кремль готов иметь дело, пусть даже к политикам, ее олицетворяющим, и не возникнет личной симпатии наподобие той, что навек связала президента России и бывшего канцлера Германии. Если часть немецкой элиты, олицетворяемая Шредером, демонстрирует просто откровенную ликвидность и пренебрежение приличиями, то французский истеблишмент – серьезный партнер, с которым надо держать ухо востро, зато можно жестко торговаться и взаимовыгодно договариваться. Есть перспективные собеседники и в других европейских странах.

Стоит заметить, что вопрос о правах человека и демократии ушел на глубокую периферию российско-европейской дискуссии. Дилемма, о которой говорят, иная: как найти баланс между выгодами от экономического сотрудничества и безопасностью – прежде всего энергетической, но и общей. Что же касается демократии, то еще одним символом года можно считать поздравление, с которым после парламентских выборов в России к Владимиру Путину обратился Николя Саркози. По протоколу он совершенно не был обязан это делать – не президента же выбирали. Просто ему очень понравилось, как лихо все прошло в России…

Итоги-2007 – это промежуточная веха на пути к новому статусу Москвы в мире. Россия вышла на следующий уровень, но, во-первых, пока нет гарантий, что она там удержится, а во-вторых, сама она еще не знает, что теперь с этим делать.

В 1991 году группа «Скорпионс» стала последними иностранными гостями, которых принял и выслушал Михаил Горбачев в ранге президента. Через неделю Советского Союза не стало. Россия эпохи суверенной демократии явно не суеверна – любой каприз за наши деньги…

Текст: Фёдор Лукьяненко
Фото из архивалючевые слова: