Если умом понять, то – не особенная стать

Известно, что из-за притока денег в страну реальная заработная плата стабильно растет двузначными темпами, а производительность труда — лишь на 5-6% ежегодно. То есть рабочим приходится платить все больше за тот же объем работы, цены на отечественную продукцию растут, делая наш рынок беззащитным перед импортом, что в конце концов может загубить промышленность. Об опасности такого развития предупреждают и российские, и западные экономисты. Но в Центре трудовых исследований (ЦТИ) Высшей школы экономики считают по-другому. Конечно, будь рубль слабее, а зарплаты ниже, производителям было бы легче. Но и сейчас они справляются, уверен Ростислав Капелюшников из ЦТИ. Государство сократило налоговую нагрузку на фонд оплаты труда. Это, по мнению экспертов ЦТИ, стало огромной помощью бизнесу.

Но бизнес и сам приспосабливался. Когда говорят о быстром, даже чрезмерном росте зарплат, не всегда вспоминают, что зарплаты не единственная составляющая трудовых расходов. Более того, еще в середине 1990-х, по расчетам ЦТИ, на незарплатную составляющую (социальная защита, льготы, премии, поощрения) в общем объеме реальных трудовых расходов приходилось около 45% — такая огромная по меркам капиталистических стран доля досталась нам в наследство от советских времен. А теперь она сократилась до 25%. Грубо говоря, зарплаты пришлось повышать, но все остальное удалось урезать. Тяжело российским предприятиям было в 1999-2003 гг., когда реальные трудовые издержки росли куда быстрее производительности труда. Но с 2004 г. издержки сильно сократились, а рост производительности труда ускорился. По крайней мере с самым тяжелым следствием роста цен на нефть нашим предприятиям удалось справиться.

ЛУЧШЕ ИЛИ ХУЖЕ?
Главными неудачами последних лет, оказывающими влияние на экономику, само российское правительство называло рост коррупции и неравенства. Неравенство действительно выросло (разница в доходах самых богатых и самых бедных групп населения за время путинского правления увеличилась примерно на треть), что неизбежно при быстром экономическом росте. Но оно, уверен Капелюшников, растет не по всем фронтам: так, например, зарплаты беднейших и богатейших в последние годы немного выравнялись. В 2000 г. разница в зарплате 10% самых бедных и 10% самых богатых работников составляла 7,8 раза. Сейчас — 6,3 раза. «Сокращение произошло за счет ускоренного роста зарплат самых низкооплачиваемых работников», — говорит он. Это связано, по его мнению, и с усилиями правительства (рост минимальной зарплаты и доходов бюджетников), и с объективными факторами: высшее образование становится почти поголовным, и предложение на рынке неквалифицированных профессий сокращается.

Сокращается и неравенство между регионами. «Межрегиональные различия по уровню среднедушевых доходов стали устойчиво снижаться, сократившись с 13,6 раза в 2000 г. до 10,2 раза в 2006 г.», — говорит Елена Щербакова из Центра демографических исследований. Все это, конечно, не значит, что неравенство не проблема. Это значит лишь, что, пока растут доходы всех слоев населения, оно мирится с такими перекосами. Стоит росту замедлиться, проблема встанет куда острее.

В своем исследовании Макфол и Стоунер-Вайс подчеркивали небывалый расцвет коррупции при президенте Путине. Они ссылались на рейтинг Transparency International и данные фонда ИНДЕМ. Последний провел два масштабных исследования коррупции в России. Одно на заре путинской эры — в 2001 г., другое — в 2005-м, уже во время второго срока. Согласно этому исследованию, в России произошла просто коррупционная революция: объем рынка взяточничества вырос почти десятикратно всего за четыре года, достигнув $316 млрд — суммы, которая в 2,7 раза превышала тогдашний федеральный бюджет. «Такая гигантская цифра, — объясняет Гуриев, — результат экстраполяции, когда данные по выборке фирм проецируются на все зарегистрированные в России предприятия». К реальности это прямого отношения не имеет. Ведь в официальном реестре предприятий — сотни тысяч фирм-однодневок, и при экстраполяции всем присваивается коррупционная нагрузка, а именно $244 000 в год, которые ИНДЕМ выводит из своих опросов.

«Объем рынка коррупции указать вообще нельзя, — уверен Гуриев. — Можно только говорить об относительном изменении, и если посмотреть на исходные данные опросов ИНДЕМа, то получится, что в процентном отношении от оборота фирм, участвующих в опросе, уровень коррупции не изменился». Это подтверждается данными опросов Business Environment and Enterprise Performance Survey, проводимых Европейским банком реконструкции и развития и Всемирным банком. Какую долю от оборота фирмы платили в 2001 г., такую они и платят поныне. Да, чиновники теперь требуют больше денег. Но больше стали и обороты компаний. Рынок коррупции вырос пропорционально росту всей экономики. Это значит, что ситуация с коррупцией в России вопреки устоявшемуся мнению не ухудшилась.

Проблема, однако, в том, что она и не улучшилась. Опросы, проведенные в развивающихся странах Европы и Центральной Азии, показывают, что озабоченность бизнесменов по поводу взяточничества снижается, доля тех, кто дает взятки часто, тоже идет вниз. Те же данные дают опросы только по странам СНГ. Это нормально: по мере развития страны коррупция снижается. А в России в этом смысле стабилизация. Так же, как и по другим параметрам. Неравенство наступает не по всем фронтам, но его уровень высок. Инвестиций мы привлекаем больше, чем соседи по СНГ, но меньше, чем восточноевропейцы. Экономический рост у нас примерно как у других стран, находившихся на схожей ступени развития, но если бы не нефть, то был бы ниже. С точки зрения экономического развития мы все еще идем по общему пути, но заметно медленнее лидеров. Прорывов нет. Уходящий президент как-то назвал национальной идеей России конкурентоспособность, но не слишком много сделал для претворения ее в жизнь. Ведь Россия не стала очевидно лучше других хоть в чем-нибудь.

Текст: Александр Кияткин, SmartMoney
Фото из архива