Марш исключённых

Все лежит гораздо глубже. В Латинской Америке с начала XIX века часть населения вообще выключена из социальной жизни – это были индейцы, лишенные земли, освобожденные рабы, разорившиеся крестьяне и солдаты. Затем к ним примкнули эмигранты из Европы и Азии, не сумевшие найти работу. Эти люди заселяли поселки нищеты в пригородах («фавелы» в Бразилии, «ранчос» в Венесуэле, «барриос» в Мексике и т. д.) Они – не просто безработные, они безработные уже во многих поколениях. Их образ жизни – преступность, проституция и случайные заработки – этакие «генералы песчаных карьеров» из Жоржи Амаду. «Исключенные» (термин латиноамериканиста Татьяны Ворожейкиной) способны создать массовые движения ультралевого и ультраправого каудильистского типа, которые могут победить, имея талантливого вождя. Но решить проблемы развития такие движения не могут.

Однако неолиберализм после финансовой катастрофы 1995–2001 годов выкинул на обочину жизни бывшие «средние слои» – людей образованных, энергичных и работящих. В некоторых странах они организовали структуры гражданского общества и интегрировали «исключенных» в их ряды. Так получилось в Бразилии, Аргентине и Уругвае. На их основе возникли массовые движения, которые привели к власти Инасио Лулу Сильву (Партия трудящихся), Нестора Киршнера («Фронт победы») и Табаре Васкеса («Широкий фронт»). Экстремизм чужд этим структурам, проводимая ими социально-экономическая политика отличается умеренностью и прагматизмом. Поэтому деятельность бразильских и уругвайских властей (аргентинских – в меньшей степени), как и их коллег из Коста-Рики и Доминиканской Республики, пришедших к власти при подобных обстоятельствах, достаточно успешна.

Второй вариант – это Уго Чавес. Он пришел к власти в условиях фактического краха венесуэльского государства, непосредственно апеллируя к «исключенным». Чавес опирается на них, но обратной связи нет (неграмотным людям нечего посоветовать президенту, а требовать что-либо от «каудильо» в клиентелистском обществе не принято – надо только «горячо поддерживать»). Поэтому наряду с нужными обществу проектами (строительство социального жилья, новых заводов, дорог) венесуэльский президент делает явные нелепости – национализирует предприятия и магазины, тратит миллиарды на не очень нужные вооружения и помощь «соратникам по антиимпериалистической борьбе». Он придумывает собственный часовой пояс, печатает «Протоколы сионских мудрецов»… А бедность остается на уровне 46–49%, коммунальные службы в Каракасе не работают, по уровню преступности и темпам инфляции Венесуэла вышла на первое место на континенте, в магазинах не стало молока и мяса.Левацкий режим Чавеса, как и братьев Кастро, экономически и социально неэффективен, поскольку общество отрезано от принятия решений.Решения принимаются людьми, не знакомыми с основами экономики и социальной политики (десантник он и есть десантник). При этом, опираясь на эмоции и фанатизм «исключенных», неэффективный режим может держаться очень долго – Куба тому пример. Венесуэльцы шутят: «Олигархи прежние ездили на «Мерседесах» и отдыхали на острове Маргарита, новые – ездят на «Бентли» и отдыхают в Майами». И это не пустые слова: вице-президент страны Хорхе Родригес – хозяин самого роскошного отеля на острове Маргарита. Родной брат президента страны, Адан Чавес, министр образования, владеет крупнейшей частной транспортной компанией, имеющей 1600 грузовиков и рыболовецких траулеров. Финансовый директор государственной нефтяной компании Эудомарио Каррухо в своей коллекции имеет 15 роскошных автомобилей…

Ценой «социализма XXI века» как в кубинском, так и в венесуэльском варианте становится исчезновение всех слоев населения, кроме «исключенных» и паразитирующего бюрократического слоя – остальные либо бегут, либо превращаются в люмпенов.

По схожему пути Эво Моралес ведет Боливию, а Даниель Ортега – Никарагуа.

Новому парагвайскому президенту придется выбирать, к каким левым примкнуть. Часто его называют «другом Чавеса», хотя сам он повторяет: «Я очень уважаю Уго Чавеса, но не буду, как многие считают, таким, как Чавес», «не буду ни еще одним Чавесом, ни парагвайским Эво (Моралесом)», «Парагвай должен идти своей дорогой». Опирается Луго на широкую коалицию, основа которой – центристская Подлинная либерально-радикальная партия, крестьянские и правозащитные организации, базовые христианские общины. У него есть шанс вывести Парагвай из тупика, в котором он блуждает чуть не всю свою сумеречную историю. Тогда он станет настоящим революционером – как Лула, при котором нищета опустилась с 45 до 18%, и Бразилия перестала быть страной-должником; как Табаре Васкес, добившийся высоких темпов роста уровня жизни уругвайцев; как Леонель Фернандес, при котором темпы роста доминиканской экономики стали самыми высокими в Латинской Америке. Американским компаниям и Госдепу они не кланяются, но заняты, прежде всего, решением проблем своих стран, не прибегая к эффектным, но доказавшим свою неэффективность мерам типа национализации. Ведь настоящая революция – это не всякие «…измы», не борьба с «проклятыми янки» ради борьбы, а рост благосостояния людей, эффективная экономика, порядок, безопасность, равенство всех перед законом.

Текст: Евгений Трифонов, Газета