Общественный диссонанс

Уже на следующий после авиакатастрофы день несколько журналистов попытались получить на эту тему интервью у уполномоченного по правам человека по Пермскому краю Татьяны Марголиной. Все бы ничего, но в злополучном самолете были дочь, зять и внучка пермского омбудсмена…

Другой факт – в тот же день выпуск новостей пермской редакции государственного телеканала завершился показом «эксклюзивных кадров». Главный официальный телеканал Пермского края показал, как на место падения «Боинга-737» пришли родственники погибших, чтобы проститься со своими близкими. Жители Прикамья могли наблюдать за чужим горем в течение нескольких минут в режиме «без комментариев». Точнее, не наблюдать, а подглядывать за личной жизнью незнакомых людей.

Казалось бы, очевидно, что в такие моменты общественное участие совершенно избыточно. В минуты горя человек беззащитен как никогда, и последнее, что ему требуется, — слоновья поступь «гражданской сопричастности».

Обвинить СМИ в погоне за «жареным» материалом в ущерб этике — проще всего. Более того, ничего этим не объяснить. Пресса отражает общественные настроения и, сама того не осознавая, ставит диагноз социуму. В данном случае были обнаружены хроническая бесцеремонность и бессистемность восприятия.

Вскоре после авиакатастрофы активная часть пермяков настроилась всем миром почтить память погибших и выразить соболезнования близким погибших. Кто-то отнес цветы на место трагедии. Кто-то «выпустил пар» в интернете, обсуждая событие на форумах и блогах. В этом нет ничего плохого, но — как бы бесчувственно это ни звучало — к общественным интересам не имеет никакого отношения. Не нашлось никого, кто взял бы на себя крайне важную социальную функцию.

Социуму необходимо контролировать власть в проведении экспертизы. Обществу нужно объяснение, которому можно доверять. Пока этого доверия нет, о чем можно судить по обилию конспирологических версий. Самая распространенная из них — про теракт: мол, специально захватили этот борт в день рождения президента России, потому что командиром экипажа был однофамилец президента. Есть и «кавказский след» — якобы хотели убить генерала Трошева, замирителя Чечни. Кто-то всерьез уверяет, что «Боинг» был сбит ракетой с земли…

Если оставить эти домыслы, в любом случае придется констатировать, что даже самые разумные не верят в то, что узнают истинные причины катастрофы. Дескать, экспертиза покажет то, что выгодно властям, и, в случае чего, «козлами отпущения» сделают пилотов.

Не вызывающие сомнений заключения экспертов — залог доверия к власти в целом, и к региональной в частности. Помочь в их получении могут представители общественности.

Задача гражданского общества — добиться изменения режима полетов над городом, даже если это потребует перестройки аэропорта или его переноса из Большого Савино. Этот пункт, как и предыдущий, не вступает в противоречие с общими интересами общества и власти. Более того, регион получит дополнительную поддержку по этому вопросу, и местной администрации будет легче вести диалог с федеральным центром, в ведении которого находится аэропорт. Пока гражданского центра, который захотел бы сконцентрироваться на этих проблемах, нет.

Показательно, что стихийный митинг, собравшийся у памятника Скорбящей, был исключительно траурным. Психологически все понятно: Пермь — маленький город, и с погибшими многие были знакомы если не лично, то через одного-двух человек максимум. Еще больше усугубляет эмоциональный фон страх, ведь после 14 сентября горожане поняли, что боязнь самолетов — это не когда страшно летать в них, а когда страшно спать в собственной постели. И тот факт, что все пермяки смогли проснуться в воскресенье 14 сентября, большая удача для них.

Но обсуждение «рабочих моментов» в день траура в общественном сознании почему-то приравнивается к неуважению памяти погибших. Хотя что может быть более уважительным, чем оставить в покое их родственников, дать им проститься с близкими, а самим заняться тем, чтобы траур никогда не пришлось объявлять снова?

Текст: Владислав Горин, “Новый Компаньон”
Фото: М. Кимерлинг