Это не кризис, а первые шаги в коридоре

- В Интернете и в прессе множество противоречивой информации о том. что поселились вы где-то в лесу, где даже электричества нет…
- Это Можайский район. Ну, это почти тайга на сегодняшний день, потому что там вымерло все в смысле деревень окрестных, где я вырос. Я по материнской линии крестьянин и бабушка с дедушкой у меня жили как раз в тех местах. Теперь там все вымерло, медведи ходят реально, все как положено, это 170 км от Москвы… И я туда уехал не в связи со всеми своими умничаниями – к тому времени это у меня уже прошло. Я пытался баллотироваться в президенты в 2004 году, меня сняли с выборов, но я успел истратить своей скоростной предвыборной деятельностью огромное количество денег - своих и чужих. Чтобы сохранить репутацию - пришлось все отдавать, продать вообще все что было, включая дом на Рублевке, и уехать в лес, на полянку, которая никому не нужна была. Там мы с женой разбили палатку армейскую и поселились – я, она на седьмом месяце и четверо детей. Дети, кстати, были счастливы: для них после Рублевского гетто это был просто Дикий Запад, фронтир… Ну и очень хорошо стали жить поживать, жена, конечно, иногда бухтела, зато детям было хорошо.

- Почему бухтела? Нехватка рублевского шопинга?
- Нехватка всего. Там же поначалу даже сортира не было. Для женщины с ее жизненным опытом типичной москвички, это - как бы помягче сказать? - не очень привычная ситуация.

- И что дальше?
- И вот стали жить-поживать, домик я построил. Правда, его сожгли сразу же дотла местные. Потом стали жить в домике, который строился для рабочих. Там мы прожили четыре года. Очень хорошие годы, спокойные, в лесу красота, дети к хозяйству приучены. Сейчас у меня сто с лишним овец, три коровы, козы, бык, лошадь, куры, гуси, утки, цесарки и всякая мелочевка.

- А сколько человек работает?
- Два гастарбайтера - на хозяйстве особняком, а там, где семья живет, там работает только семья.

- А дети какого возраста?
- Старшему 12 лет. Ну, дочке 18 лет, но она не считается…

- Почему?
- Отрезанный ломоть: все равно замуж отдавать. Значит, с точки зрения хозяйства – не считается. Хотя она моя любимица.

- А сын – он что, в 12 лет на хозяйстве без вас остается?
- Конечно. Он и машину водит, и стреляет, и строить умеет. Если надо, то и решения принимает, руководит рабочими.
Младший как начал ходить, так и начал работать: что-то принесет, что-то подаст. Утром мальчики заниматься скотиной, не потому что это работа, потому что это скотине жрать надо.

- Детям это все импонирует?
- Конечно. Это же интереснейшая игра для мальчиков, вообще сказка.

- А вы там живете в контакте с цивилизацией или как? Такие вещи как телевизор у вас в ходу?
- Нет, этого нет, этого еще на Рублевке не было, это все для идиотов..

- Насколько я слышал, ваши дети в школу не ходят и сидят на домашнем обучении?
- Да, на домашнем обучении.

- Вы создавали чуть ли не свои учебники?
- Нет, не свои. Мы брали учебники XVI века, по которым обучались царские дети. Есть такая серия из 17 томов, составлял святитель Макарий, необычайно красоты, там на каждой странице огромные картинки подробные, детальные как хороший мультфильм. Настолько графика осмысленна, что вообще можно только картинки смотреть и подписи под картинками. Но мои свободно читают на старославянском. Не на церковно-славянском, а на старославянском, потому что церковно-славянский - это такой же испорченный древнеславянский, как современный русский. Старославянский намного богаче.

- А не возникает зазора между вашим бизнесом, который построен на принципах глобализации, и вашими личными устремлениями и старославянским?..
- Зрите в корень. Возникает. Но ничего страшного.

- То есть наши взгляды для бизнеса не принципиальны?
- Некоторые вещи принципиальны. Допустим, абортивные материалы и все, что с ними связано, мы выкинули из нашего товарного классификатора. У нас этого не будет в сети и в новом будущем мире этого не будет. То есть мы как Буратино за волшебную дверцу это с собой не берем. Все «непроходное» с точки зрения совести и человечности мы выкидываем.

- А я курю…
- Курение и спиртное трогать не будем - это личное дело каждого. А вот детей убивать - это не личное дело. На это никто не имеет права. Это даже нельзя назвать моими религиозными убеждениями… Это просто признак чудовищной деградации человеческой, вне зависимости от вероисповедания, наличия или отсутствия веры. Нет такой скотины, которая убивает своих детенышей, это вообще запредельно. И такие запредельные вещи являются главным критерием при ответе на вопрос - люди мы или нелюди…

- Мне кажется, это тот случай, когда мужчины все же права голоса вообще не имеют… А вот в разных странах вы чувствуете какие-то различия в восприятии ваших взглядов и бизнес-идей?
- Пока везде легко.

- То есть нигде не смотрят как на чудика?
- Нет, вот только в России. Но это в основном люди, которые вообще не разбираются в экономике. Потому что на самом деле наши идеи просты и прозрачны. Поэтому, например, сначала к нам приходят бизнесмены и спрашивают: что за хренью вы занимаетесь? Потом вникают и часто становятся нашими клиентами. Причем это только начало.

-То есть когда, говоря о вас, кто-то крутит пальцем у виска, вы через это проходите?
- Да. Я просто привык к тому, что, если речь идет обо мне, то чаще всего палец крутят у виска. Во-первых, потому что я этого в чем-то заслуживаю, а во-вторых, я просто привык. Меня все называли идиотом, когда я в лес уехал, потому что в принципе можно было, конечно, и дом на Рублевке не продавать. Перекрутился бы как-нибудь, плюс-минус миллион долларов не принципиально…

- Это-то ладно. Стоит задуматься над теми, кто крутил пальцем у виска, когда вы, наоборот, из леса вернулись…
- Возможно.

- И охота вам опять в Москву, в эти реалии, представления, отношения?.
- Ну, я провожу здесь полдня только, остальное время дома. Тяжело, я вам скажу, прежде всего физически. Морально я толстокожий, поэтому не очень чувствую, а вот физически очень тяжело. К вечеру можно пальцами щелкать у носа. Здесь очень плохо, особенно когда в своем офисе торчу с утра до вечера. Нет ни одной форточки, мы дышим воздухом, который гоняется по всем этажам по кругу. Это все равно что пить воду, в которой без конца все моют руки.

- А что, очень даже символично. Напоминает нынешнюю финансовую систему…
- Да, очень напоминает… Здесь очень плохо, только «понтово» и вид из окна хороший…

- А сели вы в Москва-Сити именно для того, чтобы сразу продемонстрировать «крутизну»?
- Было несколько причин. Во-первых, мне нужен был пафосный офис. Во-вторых, это по прямой от моего дома, я по Новой Риге езжу, без единого светофора доезжаю до офиса за час. В третьих, здесь было все готово, садись и начинай работать. Вот три основных фактора.

- А команда?
- 60 человек, все собрались быстро. Костяк с 90-х плюс молодежь – куражистая, энергичная, не уставшая еще молодежь.

- В конце прошлого года на телевизионном ток-шоу «Скандальная жизнь» вы очень резко выступили против банков. Почему?
- Это просто бизнес. Сейчас то, что делали банки, делаем мы. Поэтому банки для нас – это та сфера, в отношении которой надо усилить негативные акценты, вплоть до гротесковых. Тут нет ничего личного, у меня много друзей банкиров. Просто надо заявить, что стрелки переведены. Вот ехал поезд, теперь ему надо сюда сворачивать, поэтому наши отзывы о банках вызваны необходимостью этого поворота. И чем резче я это сделаю, тем меньше я затрачу сил, времени, да и денег. Поэтому я не стесняюсь в выражениях. Я же не политик, мне по барабану, что обо мне подумают наши дорогие соотечественники или телезрители.

- Политик не политик, но ведь что-то вас заставило в 2004 году баллотироваться?
- Я был политиком. Это все дурость была.

- Посылы все же какие-то были?
- Дебил. Это уровень идиотизма.

- Почему?
- Что почему? Это диагноз… потому что желание руководить нашим народом может возникнуть только у идиота. Я люблю свой народ, я русский, я дворянин, это мой народ. Поэтому я говорю это с горечью, но это реально так.

- Знаете, всегда с определенной долей неприязни относился к эмигрантам, а теперь вот все чаще начинаю задумываться: может, жить стоит там, где не так много злобы?
- У меня похоже. Я тоже негативно относился к тем, кто уезжал, а вот сейчас сидели с женой месяца три назад, тогда опять какой-то криминогенный коллапс был в Подмосковье, Алена и говорит: «Герман, может, подумать, поехать куда-нибудь где спокойно…

- То есть иногда кажется, что Россия дошла до какого-то предела?
- Должен вам сказать, Ян, что я вне политики. Я искренне сочувствую нашему правительству, особенно В.В. Путину - он оказался в очень тяжелой, неприятной, сложной ситуации - и если бы я ему мог чем-нибудь помочь, я бы обязательно помог, но это возможно если только он ко мне обратится, потому что «насильно» руководителю страны не поможешь. Но не хотел бы я оказаться на его месте. Обленилась страна, дурь чудовищная. А с другой стороны - чего пугаться? Все равно надо действовать. В конец концов, это не последние восемь лет были в жизни человечества, еще, может быть, поживем сколько-то правильно, надо сейчас все менять, ничего страшного.

- А как менять? Мы вот когда говорили о схеме с моей кастрюлей, оставили за скобками одну деталь: мы тут такие кастрюли производим, что другие, на них посмотрев, только перекрестятся. Это китайцам хорошо браться за идею глобального бартера, а мы же ничего не делаем о большому счету.
- Придется начать традиционно, с сырья, с полуфабрикатов… А так - да, мы мало чего делаем хорошего. Я согласен с вами, тут не поспоришь.

- Вы полагаете, что кризис заставит нас начать хоть что-нибудь реальное производить?
- Конечно. Это шанс. Это огромная ответственность не только на нашем, но и на правительствах других стран мира - правильно использовать эту ситуацию. Ведь эта ситуация уникальна, не нужно никого агитировать работать, не хочешь – не надо, сдохни с голову. Так что союзниками будут все.

- Примерно такая как Японии после 45-го?
- Даже скорее как в блокадном Ленинграде. Наверное, до таких реалий не дойдет, но вектор такой вот. И блокада тоже присутствует. Ленинград блокировали враги, а современные города мы сами блокируем, не давай людям выйти из них. Мы не даем людям землю, не даем возможность стартовать, не даем строительных материалов, техники и т.д. Люди заперты в городах. Пока тут есть пища, но завтра ее может не быть, потому что люди теряют работу и теряют средства к существованию.

- А если дать землю, много ли народу захочет ее взять?
- А это неважно, много или нет. Мы же все свободные люд свободной страны, мы имеем право изменить образ жизни. Если кто-то хочет жить не в городе - почему ему не дают эту возможность? Он имеет право, даже если таких как он единицы. Неважно, сколько их - один, десять, сто или тысяча. Это люди, а каждый человек - вселенная.

- Интересная штука: Артем Тарасов примерно то же самое говорил в «Разговоре с Bankirom». Он считает это принципиальным моментом…
- Я вам скажу, что в древнем мире в армию не записывали того, у кого нет собственности. А собственность была только одна - земля. И если ее не было, то считалось, что человеку нечего защищать. Национальные идеи - это все бред сивой кобылы. Если у человека нет земли, детей семьи - что ему защищать? Президента? Или сборную России по футболу? Поэтому мы - не пришей кобыле хвост. 140 миллионов не пришей хвостов к кобыле…

- Ну, численность уменьшается потихоньку; может, рассосется?
- Да, тоже вариант, рассасывается.