Трудовые резервы

Но есть и другой фактор отставания в производительности. Российские СНиПы (строительные нормы и правила) значительно жестче, чем западные. Так, в Европе гораздо мягче требования к межэтажным перекрытиям: они могут быть тоньше, без применения арматуры. И хотя формально СНиПы перестали быть обязательными, крайне сложно получать строительные согласования без соответствия им. Например, это касается применения новых материалов в строительстве. Еще одна проблема строителей — генеральные планы развития территорий. В ряде регионов их просто нет. Или одним земельным участком распоряжается регион, а другим — какое-нибудь федеральное ведомство. В итоге девелопер, строящий элитное жилье, не знает, что будет построено по соседству — другой поселок, склад или автомагистраль. Он сильно рискует и закладывает эти риски в стоимость строительства.

Все плохо и в электроэнергетике, но скорее «по техническим причинам». 40% электростанций в России — старше 40 лет. Для производства 1 МВт • ч электричества российским компаниям требуется в 6 раз больше людей, чем энергокомпаниям США. Старший партнер McKinsey Ирина Швакман объясняет феномен так: много специализированных сотрудников, которые создают необходимость иметь специализированных начальников. «В Европе электростанции обслуживают посменно и все подчиняются одному начальнику смены, — рассказывает Швакман. — В России же технические сотрудники станции организованы по цехам, в каждом цехе свой начальник». Это пережитки советских времен. Хорошо еще, что государство решилось либерализовать отрасль. Теперь у частных собственников, заплативших за энергокомпании, есть стимул повышать производительность.

ЧТО ДЕЛАТЬ
Все же главная проблема — строительство. Из доклада McKinsey вытекает, что оно является тормозом и для других отраслей экономики. Например, построить угольную электростанцию в России стоит $2500 за киловатт мощности против $1800 в Европе. Не говоря уже о Китае, где расценки втрое ниже. Возможно, наши специалисты просто разучились строить? В конце концов, последние 15 лет в России не было массового строительства электростанций. Но дело не только в этом. По оценке McKinsey, 15% стоимости объясняется откатами при строительстве, а еще 12% — неэффективностью при закупке оборудования.

Другой пример: торговой сети надо построить дистрибуторский центр. По данным McKinsey, в Москве это обойдется в €945 за 1 м2 против €626 в Лондоне и €275 в Париже. В компании Су-155 с приведенными цифрами не согласны: «Стоимость строительства таких объектов в России не выше, чем за рубежом». Такая разница в стоимости может возникнуть лишь за счет того, что объект строят в чистом поле и к нему требуется подключить электричество, воду и тепло. Присоединение к электросетям в Москве стоит от $1800 до $4000 за киловатт. За такие деньги дешевле самому построить электростанцию, правда дольше и хлопотнее. Но некоторые компании так и поступают.

Производительность в строительстве можно повысить: упростить согласования, разработать генпланы развития территорий. «Многие города, где мы строим, основывают свое развитие на генеральных планах — Нижний Новгород, Тверь, Тула. Это прямая возможность cделать регион более привлекательным для инвесторов», — отмечают в Су-155. А вот принцип одного окна для строительных согласований в Москве пока не удается реализовать: слишком много заинтересованных чиновников. Что уж греха таить: до сих пор производительность труда была последним, о чем вообще задумывались строители. Пока цены на сырье и недвижимость зашкаливали, главное было успеть отхватить свой кусок пирога.

То же касается и других отраслей. Например, сетевая розница с 2000 г. росла в среднем на 26% ежегодно, а банковский ритейл — на фантастические 60% в год. Тут не до эффективности: надо было просто успеть окучить растущий рынок. Но еще до кризиса — 1-2 года назад — многие компании задумались о производительности труда. Последние годы зарплаты в России росли быстрее, чем она. «Потом компании стали смотреть, что сотрудники не только дорогие, но и на рынке их в принципе не хватает. Поэтому стали искать внутренние резервы: оптимизировать бизнес-процессы, снижать численность персонала», — говорит Ирина Швакман.

Одна госкомпания обратилась к McKinsey с просьбой помочь ей решить проблему: там работало в 10 раз больше людей, чем в аналогичной компании в Европе. «Мы привезли к ним своих лучших экспертов», — рассказывает Виталий Клинцов. Эксперты изучили работу компании и вынесли свой вердикт: 20% персонала можно сразу сократить, никто даже и не заметит. Это люди, которые вообще не работают. Еще 20% можно сократить, если просто оптимизировать бизнес-процессы, ничего не инвестируя. И наконец, можно уволить еще 20% работников за счет внедрения автоматизированных систем. Это потребует некоторых инвестиций, но они окупятся в течение года. Похожим образом обстоит дело во многих других компаниях. Но не все спешат рапортовать о массовых увольнениях. Ведь это вопрос не только эффективности, но и политики: нельзя же в кризис оставлять без работы сотрудников градообразующих предприятий.

Словом, производительность труда легко можно удвоить. Но надо принимать и системные меры. Например, Китай вкладывает в основные фонды 40% своего ВВП, а Россия — только 19%. Чтобы стать эффективной экономикой, надо вкладывать 25-30%. Необходимо строить новые производства, развивать новые проекты. Но в России не хватает квалифицированных проектных менеджеров. Клинцов из McKinsey приводит такой пример: «Гендиректор крупной компании сказал мне: у меня 30 крупных проектов, потенциально очень выгодных, но только пять менеджеров, которые могут вести такие проекты. Как ты думаешь, сколько проектов я буду делать? Пять!»

Несмотря на неэффективность, не стоит думать, что России грозит безработица. Наоборот, к 2020 г. трудоспособное население нашей страны может сократиться на 10 млн человек. Трудовых ресурсов будет не хватать. Как их сохранить? McKinsey перечисляет способы, опробованные в других странах. Сейчас в России мужчины выходят на пенсию в 60 лет, а женщины — в 55. Можно было бы повысить пенсионный возраст на пять лет, до уровня Италии и Великобритании. Или сделать, как в США, единый пенсионный возраст — 65 лет. Правда, старикам, начинавшим работать еще в СССР, едва ли это понравится. Можно снизить смертность, ограничив продажу алкоголя, как это сделали в Польше и Скандинавии. Тоже мера неоднозначная: многим еще памятны перекосы антиалкогольной кампании 1985 г. Можно создать больше рабочих мест с неполной занятостью — для женщин. Можно поощрять внутреннюю миграцию. Уже сейчас люди едут с Урала на юг, чтобы подрабатывать на сочинских стройках. Можно стимулировать целевую миграцию: упростить въезд граждан из ближнего зарубежья с определенной, востребованной квалификацией. В совокупности эти меры компенсируют до 70% рабочей силы, выпадающей в ближайшее десятилетие.

McKinsey приводит любопытную арифметику. Если российским сталеварам удастся поднять свою производительность до уровня США, то в этом секторе, где сейчас занят 1 млн человек (с учетом добычи руды и угля), к 2020 г. может высвободиться до 140 000 работников. В свою очередь, российским розничным банкам, если они продолжат расти такими же темпами, не повышая при этом производительности труда, уже к 2012 г. потребуется 250 000 дополнительных сотрудников. Может, имеет смысл переучивать сталеваров в банкиры? В Европе такое уже проходили. В 1986-1996 гг. в сталелитейном секторе Западной Европы было сокращено 200 000 рабочих мест. Государство совместно с частным бизнесом давало сталеварам доступ к программам переобучения на сумму, равную их зарплате за полгода.

Металлургов переобучили другим профессиям, например банковскому делу. «В 1980-х две трети ВВП Люксембурга было связано со сталелитейной промышленностью. Сегодня это страна, в экономике которой доминирует финансовый сектор», — приводит пример партнер McKinsey Ермолай Солженицын. Есть и пример Volkswagen: в 1990-х из-за структурных сдвигов в автопроме концерну пришлось уволить 20% персонала в Вольфсбурге, где находится штаб-квартира концерна. Затем в течение пяти лет местные власти совместно с компанией создали новые рабочие места для уволенных: трудоустроили их на производстве автокомпонентов, в стартапах новой экономики и др. Оба эти примера могут быть полезны и для России.

Текст: Илья Хренников, SmartMoney
Фото: Денис Гришкин