Из царства Аида к высотам Мельпомены

Текст: Ольга Коновалова
Иллюстрации: «Неделя.RU»
Кто он – Николай Волхонский? Березниковские театралы скажут, что это популярный актер Березниковского драматического театра. Студенты театрального отделения музучилища – педагог, всей душой отдающийся своим ученикам. Мальчишки из клуба «Мушкетеры» – честный, сильный мужчина, владеющий многими видами холодного оружия. А те, кто знает его гораздо ближе, считают его надежным другом, человеком слова и широкой открытой души. Наш разговор с актером состоялся накануне его шестидесятилетия, которое он отметит в театре 20 декабря на своем юбилейном вечере.

– Николай Михайлович, в каком возрасте вы сыграли свою первую роль?
– Первое прикосновение к театральному делу произошло в 1961 году, на торжественном открытии школы Гагарина. Актер березниковского театра играл Ленина, а я – пятиклассник – пионера-негритенка. Он держал меня на руках и произносил речь. А с 65-го, когда в ДК энергетиков открылась телестудия, играл в совместных постановках городского театра с участием самодеятельных актеров народного театра под руководством Леонида Финкельштейна.

– Когда пришло желание стать профессиональным актером?
– Окончил я горное училище № 47. После армии немного проработал в шахте на первом калийном. Потом меня пригласили в это же училище мастером производственного обучения. Тогда-то я снова вернулся в народный театр.
Вскоре в Березниковский драмтеатр приехал режиссер Матвеев, а в то время в нашем театре работали Надежда Сахарных (с которой мы очень подружились), Николай Нестеров, Наталья Большакова. Новый режиссер поставил в театре «Белую болезнь», «Лиса и виноград» и еще несколько спектаклей. В одном из них нужно было срочно заменить заболевшего актера, Матвеев пришел в народный театр и пригласил в спектакль меня. После премьеры труппа посвятила меня в актеры. С этого момента я и решил из «царства Аида», из шахты, с больших денег, уйти на сцену.

– 90-е были достаточно трудными годами для театра, как это отразилось на вашей актерской судьбе?
– Я, как и многие актеры в то время, уехал в Москву на биржу. Там меня «покупали» и в Оренбург, и в Волгоград, и в Саратов. Но я согласился на предложение директора лысьвенского театра Анатолия Саймана и поехал к нему в театр, в Лысьву. За одиннадцать сезонов сыграл 17 ролей в пьесах по произведениям русской и зарубежной классики: первая – Клавдий в «Гамлете», последняя – Подсоюзин в «Свои люди – сочтемся» Островского. Это был, пожалуй, самый интересный период в моей творческой жизни. За это время я стал лауреатом двух (второго и пятого) театральных фестивалей малых городов России.

– А во Франции театр из никому незнакомой в Европе Лысьвы вошел в десятку лучших театров мира на международном театральном фестивале в Авиньоне…
– Да – это тоже значимое событие в моей жизни: целый месяц во Франции! В фестивале принимали участие 496 театров, спектакли шли круглые сутки почти на сотне площадок. Потом мы шесть дней отдыхали в Париже. В Лувре целый день провел! И еще много где побывал. Пьера Ришара хотел увидеть, и все думал, как с ним познакомиться. А перед поездкой смотрел про него передачу Эльдара Рязанова, ну и решил от его имени к Ришару обратиться. Привез из России бутылку водки, банку икры, а актера в Париже не оказалось. Постоял около его баржи, да гостинцы через консьержку передал, вот и все… Он должен был вернуться завтра, а мы уезжали сегодня.

– Николай Михайлович, роднит ли вас с Пьером Ришаром актерское амплуа? Когда-то он сказал: «Режиссеры смеются, партнеры смеются, зрители смеются… А я хочу сыграть так, чтобы все заплакали».
– Если говорить о жанре, то мне интересней играть драмы и трагедии, хотя все считают меня характерным комиком. Один из московских критиков отметил две мои комедийные роли в Березниках: Петю Трофимова в «Вишневом саде» и Жуховицкого в пьесе «Ребенок к ноябрю». И буквально через год он же в лысвенском театре оценил мою роль в Гамлете. Две комедийные роли и трагическая… Вот такая разноплановость! Жизнь ведь тоже импульсивна: всплески и спады. Поэтому мне ближе трагифарс. Другими словами – смех сквозь слезы.

– Какие роли особо дороги для вас?
– Пожалуй, нет ролей, которые мне были бы неинтересны, потому что это входит в профессию актера. Он должен даже в самой маленькой роли открыть что-то новое, пропустить ее через сердце… На сцене «Я» – уже не «Я». Но этот образ я все равно делаю своим. Между прочим, мне интересней играть не главные роли, а небольшие и даже эпизоды. В главной роли можно за текстом спрятаться: сказал, но не прожил, и не заметил зритель. А вот в маленькой роли не соврешь. Например, в пьесе «Любовь в стиле барокко» я весь спектакль молчу. А зрителю запоминается именно мой герой. Потому что роль Куща решена пластически. Невербальные жесты воздействуют на человека намного сильнее, чем слово. Зрителю интересней смотреть, чем слушать – это закон жизни. Одним движением головы, жестом руки, пальца, брови можно показать любовь, ненависть, угрозу, предупреждение…

– По образованию вы не только актер, но и режиссер. Это помогает в актерской работе?
– Да, мне легче понимать, чего хочет режиссер. Актер и режиссер – это в первую очередь соавторы. Режиссеру интересно с тем актером работать, который умеет фантазировать, анализировать какие-то жизненные наблюдения, будоражить в себе внутренние ощущения, с которыми он в жизни сталкивался, ситуации, в которые попадал. Вот тогда они вместе создают роль.

– Николай Михайлович, чего бы вы хотели пожелать своим зрителям и нашим читателям?
– Будут жители города читать это интервью, среди них, наверное, есть те, кто любит театр, и те, кто не ходит в театр, но всем им, и себе в том числе, я хочу пожелать духовных и физических сил, чтобы делать людям добро.