Дмитрий Мазепин в курсе всего, что делается в "Уралхиме"

Текст: Олеся Елькова

Попытки Федеральной антимонопольной службы (ФАС) урегулировать конфликты на рынке апатитового концентрата пока только сильнее распаляют споры между потребителями и производителями сырья. «Уралхим» Дмитрия Мазепина уже полгода старается через суд заключить контракт с «Фосагро» на куплю-продажу апатитового концентрата в 2014—2016 годах. Примечательно, что сама ФАС вступила в спор на стороне «Фосагро». Об отношении «Уралхима» к ФАС и «Фосагро», долговой нагрузке компании и личных взаимоотношениях с Дмитрием Мазепиным рассказал гендиректор и член совета директоров «Уралхима» Дмитрий Коняев.

ДОЛГОВАЯ И ИНВЕСТИЦИОННАЯ ПОЛИТИКА
— Еще пару лет назад, говоря об «Уралхиме», все вспоминали прежде всего его огромную долговую нагрузку. За это время, конечно, вам удалось ее значительно сократить…
— Мы довольны текущим состоянием долговой нагрузки. Комфорт­ный для нас уровень долга — это около 1 EBITDA. Сегодня у нас даже ниже, где-то 0,7—0,8. Снижать или не снижать долг дальше, зависит от того, есть ли более выгодные сферы вложения. Можно затеять крупные проекты, и мы пока оцениваем, насколько это правильно в текущей рыночной ситуации. Последние 2—2,5 года был период благоприятной рыночной конъ­юнктуры, который нам позволил сократить долги. Мы делали постоянные серьезные поддерживающие инвестиции в текущее производство, но не строили новые мощности.

Согласно среднесрочной программе развития, мы планируем к 2015—2016 году увеличить производство с нынешних 6 млн т до 6,5 млн без больших строек. В первую очередь за счет увеличения суточной выработки на текущих мощностях и снижения расходных норм по сырью. Это элементарная работа с себестоимостью. У нас крупнотоннажная продукция, непрерывный процесс производства. А цены на сырье в естественных монополиях слабо регулируемые. Плюс у нас большие постоянные расходы на персонал: 12 тыс. человек работают. А миф о низкой зарплате в России уже давно канул в Лету. В Испании сегодня средняя зарплата, согласно статистике, составляет 600 евро. Наша средняя зарплата уже близится к 1000 евро. Так что необходимо работать с себестоимостью. В какой-то степени нам помогает рыночная конъюнктура, но во многом мы сами можем управлять влияющими факторами. По итогам первого квартала 2013 года мы вышли на рентабельность по EBITDA в 37%. Если сравнивать с коллегами по цеху, у нас этот показатель выше, несмотря на дорогую логистику.

— И это с учетом того, что ваши коллеги обеспечены сырьем…
— Да. «Еврохим», «Фосагро» обеспечены собственным фосфором. Но «Уралхим» ведь в первую очередь азотный производитель, и, наверное, мы правильно угадали с точки зрения продуктового портфеля. Другие производители активно строили мощности по сыпучим удобрениям, а у нас в настоящий момент больше аммиака, чем у других. В прошлом году мы вышли на первое место по производству аммиака, увеличив суточную выработку за счет инвестиций в апгрейд агрегатов.

— То есть в ближайшие несколько лет глобальных изменений по мощностям не планируете?
— Будут появляться новые нишевые продукты. Сейчас мы в процессе запуска производства нитрата кальция. В этом году мы запускаем также водорастворимый моноаммонийфосфат с более высоким содержанием фосфора. Цена у него намного выше, чем у обычного MAP. За счет полной водорастворимости он может использоваться в системах капельного полива, в теплицах, везде, где удобрения вносятся вместе с поливом.

— На оба этих продукта хороший спрос?
— Рынок для них есть. Это нишевые продукты, естественно, они не станут ключевыми по объему. Мы говорим о десятках, может быть, сотнях тысяч тонн максимум. Но под это мы строим абсолютно новые мощности на территории своих заводов.

Дальше вопрос: строить или не строить кардинально новое. Другие российские производители строят новые агрегаты карбамида, аммиака. Мы думаем на этот счет, смотрим, как развивается рыночная ситуация. В Америке под полсотни проектов новых производств аммиака из сланцевого газа. И хотя американцы сами говорят, что из них реализуется максимум 25%, как раз в ближайшие несколько лет будет запускаться много мощностей. Нужно выбрать правильный момент для инвестиций, и это мы постоянно обсуждаем.

— Сколько у компании свободных денежных средств по итогам первого квартала?
— Больше 300 млн долл.

— И что вы будете делать с этими деньгами? Погашать долги в первую очередь? Выплачивать дивиденды, инвестировать?
— Эти вопросы в ведении совета директоров. Рекомендацию о размере дивидендов за 2012 год совет уже дал. Имеет ли смысл досрочное погашение долга? Сейчас у нас достаточно комфортная средняя ставка: за 2012 год мы ее снизили с 5,8 до 4,6%. Но не исключено, что мы продолжим снижение долговой нагрузки, для того чтобы в существующих экономических условиях быть более защищенными.

Объем инвестпрограммы растет: в 2012 году на плановые ремонты и капвложения мы направили 200 млн долл., а на 2013 год запланировали уже 300 млн долл. Для наших четырех предприятий этого достаточно, чтобы обеспечить и текущую безаварийную работу, и улучшить показатели по проектам снижения себестоимости. К тому же летом начинаются плановые остановочные ремонты, снизится производство, и для компании комфортно иметь финансовую подушку.

— Рассматривает ли «Уралхим» возможности вхождения в проекты разработки месторождений, чтобы себя обезопасить в сырьевом плане?
— Мы обсуждаем эти вопросы, в первую очередь касательно газа, конечно. Но из-за транспортной составляющей пока не принято какого-либо решения. Калием мы вряд ли займемся, мы все-таки в первую очередь игрок в азоте. На мировой рынок калия мы смотрим достаточно консервативно, а для собственного потребления месторождение экономически невыгодно. Потребности в апатитовом концентрате у «Воскресенских мин­удобрений» всего 900 тыс. т в год, отдельный майнинговый проект под это достаточно сложно выстраивать.

— А зачем вам пакет в комбинате «Апатит» был нужен?
— Чтобы обезопасить себя на будущее с точки зрения поставки апатитового концентрата.

— Но имея миноритарную долю в ТоАЗе, вы не обезопасили себя с точки зрения поставки аммиака?
— Мы, имея долю в ТоАЗе, отстаиваем свои права как акционер. А по поводу «Апатита»: мы смотрели на ситуацию и посчитали во втором туре, что нецелесообразно продолжать борьбу.

— Есть ли сейчас планы по M&A?
— Всего полтора года назад мы закрыли сделку по приобретению «Пермских минеральных удобрений», что существенно увеличило наши объемы производства, особенно в азотном сегменте. В теории нам интересны новые покупки, но конкретных планов нет, и нет игроков, рассматривающих возможность продажи активов.

— А, к примеру, портовые активы?
— Мы уже достраиваем совместно с крупнейшим стивидором свободного Рижского порта терминал для сыпучих удобрений. Была пробная отгрузка, заканчиваются работы по монтажу большой судопогрузочной машины. В четвертом квартале планируем запуск первой очереди на 2 млн т в год. Это закрывает нашу потребность в морских отгрузках с Балтики. Объем инвестиций в этот проект вполне конкурентный по сравнению с аналогами — меньше 80 млн долл.

— Сейчас многие компании, наоборот, продают свои транспортные «дочки» (например, Магнитогорский меткомбинат, Evraz)…
— Логика в этом есть. Если бы была возможность не держать на себе инфраструктурные объекты, российские компании по производительности труда были бы сопоставимы со своими мировыми конкурентами.

«Уралхим-Транс» по количеству работающих больше, чем завод в Перми (а еще скоро добавится Рига). Мы оперируем более 8,5 тыс. вагонов в месяц и даже содержим собственное депо «Мураши» по ремонту этих вагонов. Это, на мой взгляд, неправильно. Каждый должен заниматься своим делом. Мы должны производить удобрения и все, что возможно, выводить на аутсорсинг. Например, недавно мы продали управление автомобильным транспортом в Кирово-Чепецке.

Но с железнодорожным транспортом все сложнее. У нас специализированный парк: минераловозы, аммиачные цистерны. Если бы появился оператор, который объединил бы парки нескольких производителей минудобрений, наверно, была бы какая-то добавленная стоимость. Но такого оператора нет, и готовности со стороны крупных операторов тоже не видно. Ведь по сравнению с перевозками нефтепродуктов, металлов, угля перевозка минудобрений составляет намного меньшие объемы.

— А вообще предложения о покупке «Уралхим-Транса» были?
— Оформленных не было. Приходили «расскажите, покажите, хотите» — совсем предварительные.

БОЛЕЗНЕННЫЙ ВОПРОС
— Взаимоотношения с «Фосагро» — болезненный вопрос?
— Болезненный. Действующий контракт на поставку апатитового концентрата заканчивается в 2013 году. В нем оговорены цена и механизм ежегодного повышения этой цены на уровень промышленной инфляции. С этим компания «Фосагро» в свое время согласилась, значит, наверное, это отвечает покрытию ее возрастающих расходов по добыче апатитового концентрата.

Но вышел в свет документ ФАС, который вроде как сначала был обязательным, потом стал рекомендательным после вмешательства правительства. Сейчас «Фосагро» предлагает нам привязать цену к ценам на марокканскую фосфорную руду. Но с апатитовым концентратом это два совершенно разных продукта. Мы прин­ципиально даже работать не можем на этой руде. Причем все, что связано с этой рудой, — объемы добычи, продажи, цены — фактически зависит от одной-единственной госкомпании, контролируемой королем Марокко.

— Какая из формул, предложенных ФАС, дает меньшую цену: по Марокко или по минимальной экспортной?
— В любом случае рост цены почти двукратный. При существующей мировой конъюнктуре на фосфорные удобрения «Воскресенские минудобрения» однозначно будут очень убыточным предприятием. Вот и все.

— А так, утверждает «Фос­агро», для него продажи на внутренний рынок будут убыточными. По крайней мере, согласно ее документам, когда заключался контракт на 2009 год по 3050 руб. за тонну, себестоимость была 3225 руб. за тонну.
— Эта цена должна была устраивать «Фосагро», иначе получается, что эти годы они работали себе в убыток. А если реальна цена, предлагаемая «Фосагро» сейчас, то ее собственные предприятия по переработке апатитового концентрата должны будут показывать финансовые результаты, близкие к нулю. Тогда «Череповец», «Балаково», которые, как и «Воскресенск», по сути, советские проекты, нужно закрывать, поскольку они оказываются убыточными.

— Но если приходит аграрий и говорит: «Не продадите удобрение по такой цене, я буду убыточен. Поэтому продайте мне дешевле». Это так для «Фосагро» звучит?
— Для «Фосагро», наверно. Но когда приходит аграрий, у него есть выбор: первый, второй, пятый продавец. Если первый не продаст, он пойдет к другому. Если есть рынок, на котором есть достаточное большое количество продавцов, покупателей, свободная конкуренция, — то нет вопросов, мы приходим и выбираем, у кого покупать. А мы находимся в ситуации, когда у нас есть один продавец, который говорит: нет, цена в два раза выше. Либо покупай, либо нет. Поэтому и нужна ФАС в России. Во многом, наверно, это связано с наследием Советского Союза: есть вещи, которые как-то регулируются государством. В противном случае много заводов пришлось бы просто закрыть.

— Как вы воспринимаете текущую позицию ФАС по апатиту?
— Пока никаких изменений не было. Есть только проект рекомендаций, которые нас не устраивают. Мы считаем, что они ставят нас в дискриминационные условия.

— Рекомендации, которые выпустила служба, которая должна с дискриминационными условиями бороться?
— Это жизнь.

— Когда вводились правила по калию, было так же тяжело?
— У нас был переговорный процесс, мы нашли понимание с калийщиками.

— Может, через пять лет по поводу «Фосагро» вы тоже скажете, что это был «переговорный процесс»…
— Может быть, я не исключаю, что мы сможем как-то приблизить позиции.

— Где вы видите компромисс в этой ситуации? Может, единоразово поднять цену, а дальше увеличивать на индекс проминфляции?
— На сегодняшний момент мы выработали позицию, будем на ней настаивать.

— Позиция — продлить дейст­вующий договор на тех же условиях?
— Да.

— С выходом «Акрона» на рынок апатитового концентрата изменится что-то в структуре спроса и предложения сырья на российском рынке?
— Давайте подождем. У «Акрона» это новый проект. Они молодцы, запускают масштабный greenfield-проект раньше срока, что заслуживает уважения. Насколько быстро они смогут обеспечить полностью сырьем себя, какая у них будет себестоимость, как решат технические вопросы с добычей… Я не готов комментировать за «Акрон», насколько они с точки зрения объемов смогут изменить ситуацию.

— Апатитовый концентрат «Еврохима» не подходит для ВМУ по техническим критериям. А концентрат «Акрона»?
— Мы пока не проводили такие исследования.

КОМПАНИЯ ОДНОГО ВЛАДЕЛЬЦА
— Вы уже несколько лет делаете отчетность по МСФО, но не выпускаете евробондов, не проводите IPO. Для чего тогда?
— Ну, в ближайшее время мы точно планируем оставаться частной компанией и на IPO не пойдем. Но ведь для любой компании МСФО — показатель уровня ее открытости и прозрачности. Мы работаем на мировом рынке, где это как «правила хорошего тона». И для рынка стало хорошим показателем, что мы ведем отчетность по МСФО.

IPO мы собирались провести, но как раз на момент закрытия книги заявок был виток греческого кризиса. Мы явно не смогли бы получить справедливой стоимости, и слава Богу, что не стали размещаться. Но road-show провели, подготовились и с точки зрения корпоративной структуры решили, что раз уже есть отработанные механизмы, то мы их сохраним. Запустить их и отладить — колоссальные усилия. А дальше работа по накатанной. Чтобы люди умели это делать и не расслаблялись.

— Может быть, есть смысл задуматься о тех же бондах?
— Если будет хорошее окно для размещения бондов, мы можем это сделать. Мы принципиально готовы. Но пока уровень, на котором мы заимст­вуем средства, наиболее оптимален.

— Последнее время агрохимики и химики очень активно и удачно размещали бонды («Сибур», «Еврохим», «Уралкалий»).
— Наверно, у наших финансистов это вызывает определенную ревность. Они показали, что готовы это сделать. Но финансовой целесообразности в этом мероприятии пока не видим. Но если появится хорошее окно, почему нет. В свою очередь, IPO — более глобальное мероприятие, принципиально меняющее структуру собственности компании. И с существующими финансовыми результатами в ближайшем обозримом будущем у нас нет к нему интереса. Если потребуется, то мы к этому готовы.

— Дмитрий Мазепин многих менеджеров привел из «Сибура», а как вы попали к нему в команду?
— Через кадровое агентство. Я в то время работал на «Уралкалии» в Сингапуре. Предложение было интересное. С другой стороны, чего-то Азии я наелся, хотелось в Россию обратно.

— Вы до этого с Дмитрием Аркадьевичем были знакомы лично?
— Нет, никогда. У меня было собеседование, оно же знакомство, после чего поступило предложение. Почти восемь лет я работаю здесь.

— Редкий случай, когда топ-менеджер знакомится с собственником на собеседовании.
— Я думаю, что собственник достаточно прогрессивный, готовый к подобным вещам, вот и все. Но это правда. Я никогда не имел отношения к предыдущим местам работы Дмитрия Мазепина.

— Насколько Дмитрий Мазепин вовлечен в оперативный процесс управления компанией?
— Он в курсе всего, что творится в компании, хоть и без деталей. Непо­средственно в операционную деятельность он активно не вмешивается, а больше руководит на уровне совета директоров. Это частная компания, созданная им, и он, естественно, интересуется всем, что происходит. Но давления с его стороны с точки зрения текущей операционной деятельности я не испытываю.

ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ
— Как, по-вашему, будет развиваться азотный рынок?
— Мы являемся частью мировой экономики и подвержены глобальным трендам. В основных сырьевых отраслях последние два года наблюдается избыток производственных мощностей и стагнация спроса, что приводит к снижению цен. Особенно сильно это ударило по металлургам, угольщикам. Но в нашем секторе большую роль сыграли и другие факторы, к примеру, погодные условия, от которых зависят урожайность и сроки закупок удобрений. Также существенно повлияли революционные события в Северной Африке. Это крупный регион по производству азотных удобрений, и недостаточное предложение с его стороны оказало повышающее влияние на цены.

При этом цены на сельскохозяйственные культуры сегодня несколько выше, чем год назад, что благоприятно сказывается на спросе на удобрения. Будут или нет падать цены на сельхозпродукцию? По всей видимости, нет. Подтверждают это обычные, банальные факторы. Растет население Земли, меняется диета на Востоке в сторону увеличения потребления мяса, все это давно известно.

Естественные ограничения и факторы выравнивают баланс спроса и предложения. Поэтому у нас здоровый оптимизм. Сегодняшний статус-кво в среднесрочной перспективе будет держаться. То есть сегодняшний уровень цен, естественно, с учетом сезонных колебаний, будет сохраняться ближайшие 1,5-2 года. Не будет ни драматических падений цен, ни серьезного укрепления.