Приехала сибирская какашка и все поскользнулись

Текст: Ирина Щербак

Автор скандальных работ «Welcome! Sochi 2014» - о своей выставке, цензуре и глупости чиновников.

- Василий, я за информационный повод нашего разговора беру демонтаж фестивального городка «Белых ночей» в Перми. Именно вы с работами на тему сочинской Олимпиады придали фестивалю столько остроты в этом году…
- Ну вот, я виновник… (смеется). Приехала такая сибирская какашка, на которой все поскользнулись.

- Это очень самокритично с вашей стороны. Но, серьезно, вы вообще предполагали, что такая буча начнется из-за ваших карикатур?
- Ну как такое можно ожидать? Это то же самое, что ожидать, что влюбишься, а потом не влюбляешься, а потом, когда не ждешь, то все и случается. И здесь так же. Никаких ожиданий, конечно, у меня не было, что так ситуация будет развиваться.

- Там, в Перми, после того как разразился скандал, досталось, как я понимаю, всем. А кто именно занимался организацией вашей выставки, кто вас пригласил?
- Вообще пригласили меня после успеха в Москве. Пригласил меня «Культурный альянс» (проект, идеологом которого является бывший директор музея PERMM Марат Гельман, а директором – Елена Олейникова – возможно, будущий глава пермского музея – прим. ред.).

- И они знали, что вы именно с этими работами приедете?
- Конечно. Мы согласовывали, какие работы будем выставлять, дополняли экспозицию. Там же не только были работы, относящиеся к сочинскому проекту. Были там, скажем, части проектов «Забей муху красиво», «Мозг на костылях», «Соломенная пушка» и так далее. Более того, к выставке каталог был напечатан. Это я говорю как ответ тем, кто предполагает, что мы вступили с Маратом Гельманом в сговор для того, чтобы поколебать устои государства – такая конспирология есть, конечно, это миф.

- Лично мне те работы, что я видела, понравились, но, действительно, многие посчитали их русофобскими, восприняли как оскорбление…
- Да-да… Я – враг народа, ага, я знаю. Меня приговорили ко всем казням, которые существуют на свете, даже изобрели специальные для меня. Это я в курсе, да.

- Специально для вас прямо казни. Какие, например?
- Вы – живодер (смеется), вы хотите про такое слушать? Мои дети (у Слонова двое детей – прим. ред.) не могут читать комментарии к новостям, они в ужасе.

- Так вот еще в СМИ проходила информация, что работы ваши – вторичны. Подобный агитпроп рисовали американцы перед Олимпиадой в СССР… Действительно, что идея не ваша?
- Ну да, и в плагиате меня тоже обвиняют. Дело в том, что сам проект - он намного хитрее, чем кажется чиновникам. И на самом деле он такой патриотичный, как бы парадоксально это ни прозвучало. Проект своей целевой аудиторией предполагает западного зрителя, поэтому там и фамилия на английском, и слоган, и вся модульная сетка сделана таким образом. Если мы предполагаем в качестве целевой аудитории западного зрителя, то мы должны с западным зрителем разговаривать на его языке: на языке уже устоявшихся представлений о России. Если мы зрителю будем подсовывать картинку «мягкую» и «пушистую» - это будет отторгнуто его видением России. Он не поверит, он скажет, что это «фальшак». Так на самом деле и происходит. Официальная PR-кампания не воспринимается серьезно, это проблема любого официоза, и я своим проектом закрывают эту пустоту и наполняю жизнью. Я показываю иностранцам знакомую Россию, а раз они представляют ее как набор стереотипов, то я как бы обстебываю эти стереотипы, доводя их до высокого градуса шизанутости.

- Вот, когда вы объясняете, то все понятно, конечно. Я слабо разбираюсь в искусстве, и когда я смотрела на ваши работы, то вышеизложенная концепция мне в голову не пришла. Но мне понятно, что обижает людей в данном случае. Им обидно, что вы видите Россию или Олимпиаду в образах Сталина или там кошмарного Чебурашки.
- Вот, кстати, к вопросу о том, откуда там взялся Чебурашка. Я этот проект начал в 2007-м году. И на этот момент не было ни слоганов, ни символики. И мне нужно было за что-то зацепиться, и я зацепился за Чебурашку, поскольку он является символом олимпийской сборной по зимним видам спорта. А потом я начал работать уже с другими символами, это получается такая преемственность.

- Ну вот вы рассчитывали на западного зрителя, российский зритель ваших картин не понял, если судить по Перми.
- Так это проблема тех, кто не понял. Ну ладно какие-то люди… мы им простим, но чиновник – это статусный человек, все-таки с образованием. Ну откуда у него такое лобовое мышление, что если человек, художник, нарисовал пистолет, например, значит, он хочет всех расстрелять, или там виселицу нарисовал, значит, он хочет всех повесить.

- Ну как. Возьмем грубо. Губернатор вместе со спонсорами профинансировал выставку. Потом вы приехали, показали Чебурашку, Сталина, медведя, давящего фигуристов, и все это под слоганом Олимпиады. Потом губернатор смотрит на это и думает, что вот вызовет его, скажем, Путин и спросит, что это за фигню у тебя в Перми рисуют?
- (смеется) Так это проблема губернатора. У меня каждая работа – это анекдот. Так можно сказать, что в Перми анекдоты рассказывают. Но должны же они догадываться, что художник работает с культурным пространством, с пространством художественного образа, оперируя аллегориями, метафорами. И глупо предполагать, что то, что художник нарисовал, то он и имел в виду. По поводу бюджета, я тоже прокомментирую. Я просто с этой проблемой в Красноярске постоянно сталкиваюсь, с такой аргументацией: «Как такое безобразие и за бюджетные деньги?..» Когда человек такое говорит, он даже не осознает, какую он глупость говорит. Получается, что он как бы не против безобразия, да, но его волнуют деньги. Улавливаете?

- Улавливаю. Просто я предполагаю, что люди как думают. Вот вы – независимый художник, у вас вот такой своеобразный взгляд на действительность. Вы представляете независимое искусство. Так надо полагать, что оно должно финансироваться из независимых же источников…
- Так нужно отвечать только за свои интерпретации. Кто дал им [чиновникам?] такое право отнимать у людей их интерпретации? Получается, что только его прочтение обладает истиной, а мнение других – это уже не истина, и поэтому он решает, как людям думать, как это оценивать и каких художников показывать за бюджет. Разве это нормальная ситуация? Я считаю, что нет.

- Вот, Василий, после того как вы уехали, в Перми началось самое интересное. Гельмана уволили с поста директора музея современного искусства, прошли выемки документов, возбудили административное делопроизводство по поводу того, что вы использовали символику Олимпиады. Вы как относитесь ко всему этому?
- По поводу возможных судов… Ко мне претензии никто сформулировать не может. Эти претензии по поводу использования олимпийских символов, по поводу экстремизма – это просто «бла-бла-бла» для отвода глаз общественности, журналистам. Это даже не юридический язык. Я предполагаю, что они попали в какую-то дурацкую ситуацию, из которой не видят выхода и формулируют поэтому такие претензии.

- Пишут еще, что вы намерены в прокуратуру обратиться по поводу закрытия вашей выставки в Перми (выставка Слонова была закрыта до официального окончания фестиваля – прим. ред.). Пишут, что решение о закрытии выставки – нарушение Конституции РФ, запрещающей цензуру.
- Да есть такое намерение. Помимо нарушения Конституции, есть также и оскорбление чести и достоинства и «наезд» на мою деловую репутацию. Вот в Красноярске теперь после всего этого… я же работаю со всеми ветвями власти, а сейчас все напряглись, и в этом я – пострадавшая сторона.

- То есть и в Красноярске теперь у вас проблемы?
- Дурдом-то продолжается. Я каждый день теперь просыпаюсь и не знаю, что будет новое. И я просто сказал, что если эта фигня не прекратится, я в суд обращусь.

- Пока, конечно, непонятно, будут ли «Белые ночи» в следующем году проходить. Но если вас позовут, вы поедете?
- Если позовут, конечно, поеду. Моя личная трагедия в том, что я рано уехал, и когда конфликт стал разгораться, меня не было. И у меня не было времени мониторить ситуацию. Если бы я был там, на экспозиции, может, я бы смог адекватно объяснить все людям. Если я кого-то обидел, я могу извиниться. Я же тоже не понимаю, что там происходит. Сейчас там все превратилось в какой-то информационный паровоз, на подножку которого все запрыгивают и каждый ищет свою пользу.