Патриотичный эгоизм

26 июня Михаилу Ходорковскому исполнилось 50 лет. 10 из них он провел в тюрьме. Главная проблема заключается в том, что он садился в тюрьму при одной власти, а сидит при другой. Когда он садился в тюрьму, Россия начала XXI века во многом напоминала Россию начала XX века.

Это была страна, в которой, как и в царской России, была масса проблем, несправедливостей, бандитов из «лихих 90-х», и пр., и пр. Но это была страна, которая обладала бесконечными перспективами. Теперь это страна, перед которой захлопнулось окно возможностей, в которой тонкий черноземный слой деятельного населения стремительно тощает и уезжает на Запад, а оставшееся население массово превращается в люмпенов или ментов.

Помню, где-то лет десять назад один мой приятель гордо рассказывал историю: в начале 90-х двое русских уехали первыми в Гарвард, девочка осталась в США и пошла на работу в Merrill Lynch, а мальчик вернулся в Россию и основал собственный инвестбанк. И когда через несколько лет они вели переговоры о возможной продаже Merrill Lynch части бизнеса, девочка подавала им чай.

Проблема заключается в том, что это было десять лет назад. А теперь, скорее всего, мальчик или сидит, или продал бизнес, или лег под ВТБ, а девочка доросла до вице-президента — уже, конечно, не Merill Lynch, но кого-нибудь еще.

Нет никакого сырьевого проклятия: американская промышленность тоже начинала с пенсильванской нефти. Сырьевое проклятие возникает там, где шейх или набоб, или любой другой альфа-самец национализирует представляющуюся ему высокорентной (не высокорентабельной, а именно высокорентной) нефтянку, а затем, из опасения политической конкуренции и вызревания независимого бизнеса, выжигает все остальное. Так что страна превращается в насос, который экспортирует нефть и импортирует все остальные продукты.

Вот тогда сырьевого проклятия в России еще не было, а был стремительный взлет страны и открывающиеся перед ней горизонты. И живым воплощением этого взлета был

Ходорковский – первый российский олигарх, который перешел от собирательства активов (известными методами баронов-разбойников) к увеличению их цены путем увеличения прозрачности компании и сопутствующего увеличения прозрачности государства. Он это сделал не от широты душевной, а оттого, что ему было так выгодно.

Прозрачная компания отныне дороже стоила. Но частные интересы Ходорковского в тот момент совпадали с интересами страны. «Что выгодно для General Motors, выгодно для Америки». К сожалению, то, что было выгодно для страны, не было выгодно для Владимира Путина. Сейчас-то мы понимаем, что это закладывалось еще давно. Но тогда-то еще было непонятно, что новая власть рассматривает пресловутый процесс «наведения порядка» не как равенство граждан перед законом, наказуемость преступлений и защиту частной собственности. А исключительно как процесс возвращения социальной структуры общества к социальной структуре стаи шимпанзе, при которой альфа-самец имеет возможность забрать у любого нижестоящего самца честно сорванный им банан или честно пойманную им маленькую антилопу. И забирает он этот банан чаще всего у тех, в ком чувствует потенциального соперника, а отдает союзникам, самке в награду за спаривание или, в редких случаях, самому зачуханному члену стаи.

Но тогда, в 2003-м, мы этого еще не видели. Тогда чиновники еще не давили людей на улицах безнаказанно, под пропадающие видеокамеры. Тогда казалось еще немыслимым, чтобы Кремль из принципа грудью встал на защиту банды, спершей под $700 млн из российского бюджета, и ради защиты не столько этой банды, сколько принципа ненаказуемости чиновника лишил будущего десятки тысяч российских сирот. Тогда Путин еще выражал соболезнование по поводу 11 сентября, а не рассказывал публично, как американский спецназ ликвидировал Каддафи.

Тогда казалось невозможным, что Ходорковского арестуют, потому что, боже мой, что же тогда будет с Инвестиционным Климатом? «С чем — с чем?» – спросил Кремль, которого не интересовал инвестиционный климат. Которого интересовал процесс укрепления вертикали власти, то есть силового обеспечения процедуры неупорядоченного отъема бананов у кого угодно и когда угодно.

Арест МБХ стал переломным моментом в нынешней истории России. За 10 лет мы прошли путь, в конце которого – Нигерия.

И сейчас меня, признаться, больше всего волнует один-единственный вопрос: возможно ли — хотя бы теоретически, хотя бы за 10 лет, хотя бы за 20 — пройти путь в обратном направлении?

Или точка невозврата уже пройдена, и критическая масса люмпенов и чиновников не позволит совершить в России ни буржуазную революцию, ни буржуазные реформы? Не знаю. Но я твердо знаю, что точно так же, как первым шагом к катастрофе был арест МБХ, — первый шаг к возрождению России будет сделан с его освобождением.

Поэтому в день рождения я искренне желаю ему выйти на свободу как можно скорее — с совершенно эгоистическими целями. Ибо до тех пор, пока он сидит в тюрьме, Россия не будет свободной.