Боевые потери? Секретно по праву

Текст: Георгий Бовт

Указ президента, засекретивший потери Минобороны в мирное время в ходе спецопераций, вызвал рефлексию в интернете. Но подавляющая часть общества осталась равнодушной. Как и ранее к посмертному докладу Бориса Немцова, где собраны по открытым источникам сведения о потерях российских военных (доклад настаивает, что действующих) на Украине. В этом смысле путинский указ адекватен нынешнему состоянию российского общества и сложившимся его отношениям с государством и силовыми структурами в частности.

Критики указа приводят в пример, правда, расследование псковского депутата Шлосберга, публикации «Новой газеты», тот же «доклад Немцова» – как проявление «запроса общества» раскрыть соответствующую информацию. Однако даже обжаловать в суде законность указа решился пока лишь представитель НКО, которая внесена в список «иностранных агентов» (что свидетельствует, кстати, о том, что желающих финансировать такие организации в самой России маловато будет).

Однако (безотносительно к оценке самой такой деятельности как праведной или подрывной) разве эти случаи свидетельствуют о том, что в обществе есть массовый запрос на такую гласность, с которым власти должны считаться? Мне кажется, нет.

Правозащитная деятельность на этом направлении в таких условиях отдает совершеннейшим идеализмом. С обывательской точки зрения. А то и «заказом Госдепа». Потому что ну вот зачем им, искренне недоумевает обыватель (и вслед за ним Кремль), надо знать «цифры потерь Российской армии на Украине»? Чтобы что? Опубликовать? Ну опубликовали. И?

Откровения того же Шлосберга разве имели какой-то резонанс хотя бы в Пскове, где расквартированы затронутые им десантники? Кроме того что его там избили.

Или, может, какая-то убитая горем солдатская мать объявила голодовку или пошла по пути буддийских монахов, протестовавших против войны во Вьетнаме самосожжением? Опять нет. При том что при желании информацию о происходящем на Украине, подвергнув критической фильтрации, сегодня найти куда легче, чем в свое время о происходившем после 1979 года в Афганистане. К тому же на бытовом уровне общество относилось к действиям СССР в Афганистане куда менее благожелательно, нежели к нынешним действиям России на Украине.

В иных странах даже и одобрение военной операции за рубежом не помешает обществу требовать обнародования потерь, но у нас даже и неприятие таких действий на бытовом уровне совсем не обязательно ведет к формированию массового запроса на подотчетность силовиков.

Таков сегодня уровень политической культуры.

Президентский указ, ставший поправкой к указу Ельцина 1995 года, засекретившему потери в ходе военных действий, мог появиться и в прошлом году. Изданный уже после выступлений «Новой», Немцова и др. (и с учетом нулевой реакции общества), он работает не столько на репрессии, сколько в духе спецслужб, у которых есть такой инструмент, как «предостережение о противоправной деятельности».

А определение «в ходе специальных операций» дает даже некие иллюзии возможности оспорить в суде привлечение за разглашение гостайны. Для тех, кто любит ходить в наш суд. Был ли, мол, приказ о специальной операции, к примеру? При том что юридического определения «спецоперации» в законе нет. Хотя соответствующие секретные части в рамках Минобороны созданы и у них есть профессиональный праздник – 27 февраля. А современная российская военная мысль под спецоперациями подразумевает практически все, что угодно – диверсионные, диверсионно-разведывательные, противодиверсионные, вспомогательные, информационно-психологические, правоохранительные операции, а также операции «по организации и ведению вооруженной борьбы специальным методом», как сказано в одной из таких работ (то есть «гибридная война»).

Путинский указ лишь узаконил ситуацию, которая де-факто сложилась с 2011 года. И никого в массовом порядке не беспокоила.

Минобороны четыре года уже не представляет статистики о потерях в мирное время, десятки запросов правозащитников остаются без ответа. Никаких обязательств раскрывать такую статистику у военных и не было. При министре Сергее Иванове публикация таких данных была, по сути, актом его доброй воли (тогда в год при численности вооруженных сил 1,2 млн человек гибло около 300 человек в год, в основном в ДТП). При Сердюкове данные публиковала Главная военная прокуратура, у которой, насколько помню, были натянутые отношения с оным Сердюковым. Если бы Шойгу надумал публиковать данные потерь от несчастных случаев, неуставных отношений, неосторожного обращения с огнем, в ДТП и даже во время учений (они не спецоперация), то указ его никак не сдерживает. Но и общество не понуждает.

Сравнение уровня открытости российских силовых ведомств с ведомствами развитых стран, конечно, будет не в пользу наших. Но и ельцинский указ не вписывался в современный тренд.

Скажем, Пентагон (а также конгресс США) регулярно публикует все данные о потерях как в прошлых операциях и войнах (начиная с 1775 года), так и в текущих. К примеру, можно узнать, что по состоянию на 29 мая (на 10 утра по восточному американскому времени) в операции «Несокрушимая свобода» в Афганистане погибли 2215 человек, а с учетом других стран в рамках той же операции – 2355 человек. Потери в Ираке составили на 10 утра того же дня 4212 человек, включая 13 гражданских контрактников. Аналогичные системы отчетности действуют в Британии, Франции, других европейских странах, а также в Израиле.

Однако во всех этих странах открытость силовых и специальных служб возникла не сразу, хотя условия электоральной демократии, конечно, способствовали более раннему ее появлению. Если взять, скажем, ФБР США при Эдгаре Гувере, то эту службу вряд ли можно считать транспарентной по нынешним меркам. Решающие шаги по усилению открытости и подотчетности перед обществом и конгрессом США как военного ведомства, так и особенно ЦРУ были сделаны уже после вьетнамской войны, под давлением массового (!) движения протеста. А также по результатам расследований конгресса и СМИ злоупотреблений спецслужб (прежде всего дела «Уотергейт»).

Однако это не помешало Агентству национальной безопасности США тайно следить за миллионами американцев и иностранцев, включая высших политиков, дожидаясь разоблачений Сноудена. И лишь эта проблема стала дебатироваться, конгресс ограничил АНБ в такой деятельности. В настоящее время в диалоге с ООН обсуждается вопрос, чтобы США раскрыли данные о потерях среди мирного населения, понесенных в результате применения ими беспилотников в ударах по террористам по всему миру. Пока такие данные Вашингтон не рассекречивает.

Вопросы отношений общества и силовых структур во многом остались в постсоветской России неотрегулированными, хотя в законе о гостайне (1997 года и в более поздних редакциях) был сделан огромный шаг вперед по сравнению с советским временем: перечислены те сферы, которые засекречивать нельзя (потерь военных никогда не было в этом перечне). И список этот пока неизменен. Даже на фоне преобладающего общественного безразличия.

В свое время отечественные спецслужбы тоже прошли этап усиления подотчетности. Но не обществу, а партийным структурам. При Хрущеве и Брежневе номенклатура тем самым создала определенные гарантии для себя от повторения репрессий по сталинскому непредсказуемому принципу.

Ни одна власть, а особенно спецслужбы, не пойдет на добровольное проявление большей открытости, чем от нее требует общество.

Такая открытость – результат не «доброй воли мудрого правителя», а давления снизу на избранных представителей. Горбачев именно что даровал сверху гласность и невиданную демократию. И чем кончилось? Общество, не сумев распорядиться обрушенной на него свободой, вверглось в хаос и развалило «Такую Страну».

Термин «горбачевщина» вызывает стойкую идиосинкразию у людей, правящих Россией. Именно ее почуял в воздухе в последний год правления Дмитрия Анатольевича Владимир Владимирович и засобирался обратно в Кремль (его возвращение в 2008 году, уверен, не было предрешено).

Куда милее обитателям Кремля столыпинское «дайте мне 20 лет покоя, и вы не узнаете Россию».

«Покой» понимается и так, что не надо давать воли всяким шлосбергам и прочим «иностранным агентам» «раскачивать лодку», будоражить вечно незрелых и граждански безответственных людей своим крамольным «злопыхательством».

Излишняя гласность в вопросах «национальной безопасности» (это у нас все, что угодно) в умах нынешних правителей сродни с проведением честных выборов в странах типа Египта или Алжира: на таких непременно победят «братья-мусульмане», которые ввергнут страну в хаос. Спор о «зрелости-незрелости» народа – мол, если ему не доверять, то он никогда и не дозреет, надо дать право на ошибку – вечный. Но наверху полагают, что «право на ошибку» уже дали в 1991-м и надо еще лет двадцать погодить.

Кто-то на этом месте оскорбится за на самом деле свободолюбивый народ, который-де только и жаждет, когда на него обрушат правду-матку (она же «чернуха»). Этим диванным карбонариям следует тогда лично опередить время, не дожидаясь, пока вызреют новая политическая культура и новый уровень гражданского самосознания.

Вызреют постепенно, десятилетиями. Под воздействием просвещения и образования. В процессе борьбы за права на самом низовом уровне: ТСЖ, экология, застройка, парковки, местные вопросы, школьное самоуправление – примерно такими вопросами занималось земство в посткрепостнической России. И под влиянием – да! – одиночек-альтруистов, без них тоже никуда. Дозреют до такого уровня, чтобы иначе выстраивать отношения общества с правителями и спецслужбами. Думаю, в России до полноценного контроля их гражданским обществом и парламентом дойдет лет через десять-тридцать.

Если ждать невтерпеж, а «теория малых дел» противна, то, милости просим, с дивана на улицы. По стопам народников, пошедших поднимать народ (сдавший их жандармам). Бороться за идеалы. Потом вам поставят памятник и назовут в вашу честь два московских тупика, а то и целый проспект, как в честь Сахарова. Но будет это не скоро.