Мифы и легенды о российской благотворительности

Текст: Антон Носик

На каждого человека, активно занимающегося благотворительностью, в России приходится пятеро таких, которые сами никогда не пробовали, зато они очень много могут про это рассказать с учёным видом знатока. А если могут — то непременно и расскажут. В результате под каждым моим постом про благотворительность я читаю ворох таких феерических небылиц и вздора, что дух захватывает. Конечно, всех заблуждений мне в одном посте не развеять, но хочется прокомментировать несколько особенно нажористых глупостей, которые приходится слышать чаще всего.

Благотворительные фонды создаются для отмывки денег

В принципе не существует на свете юрлица с такой формой собственности, чтобы его нельзя было использовать для отмывки денег. Она же, выражаясь юридическим языком, легализация средств, добытых преступным путём. Необходимых условий для отмывки существует ровно два. Во-первых, нужно сперва иметь эти самые деньги, которые ты собрался отмыть. Во-вторых, нужны механизмы обналички, которые тем более надёжны, чем меньше они заметны и публичны.

Наверняка существует в России не одна тысяча некоммерческих «помоек», с помощью которых те или иные деньги выводятся из государственного бюджета в частный карман госчиновника, либо укрываются от налогообложения. Правило их функционирования — всегда одно: деньги любят тишину. Объявляя государственный тендер с намерением увести госбабло в свой карман, чиновники из кожи вон лезут, чтобы сделать факт его проведения максимально непубличной информацией. Благотворительные фонды, которые публично отчитываются перед жертвователями и попечителями о каждой привлечённой копейке, которые много лет проходят плановые и внеплановые налоговые проверки, которые по каждому денежному переводу ведут прозрачный и понятный бухучёт по строгой форме, очень плохо годятся на роль подобной помойки.

Даже про фонд «Федерация», к деятельности которого в благотворительном сообществе возникает столько вопросов, мне ни разу не доводилось слышать разговоров о том, что деньги, на которые он финансируется, поступили в его кассу из незаконных источников. Мне может не нравиться, как их там расходуют, но у меня нет сведений, что они свои деньги где-то не там взяли.

Благотворительные фонды не помогают взрослым

Действительно, существуют такие фонды, в уставе которых прописаны возрастные ограничения, потому что эти фонды по профилю — детские. Может быть, их даже большинство. Наверняка большинство денег, собираемых российскими фондами, направляется на лечение и реабилитацию именно детей. Тем не менее, фондов, помогающих взрослым людям, в России достаточно много. На сайте любого фонда, ведущего публичную деятельность, можно посмотреть, кому и как он помогает. И разобраться, имеет ли смысл обращаться в эту организацию со своей бедой, или она для данного фонда не профильная.

Благотворительные фонды не оплачивают лечение за границей

Я знаю ровно один благотворительный фонд, учредители которого прямо прописали такое ограничение в своём уставе. Это фонд Кати Бермант «Живой», созданный 5 лет назад для помощи взрослым. Логика ограничения очень простая и понятная, если заглянуть в отчёты о текущей деятельности этой организации. Она специализируется на решении медико-социальных проблем, требующих достаточно скромных денежных сумм.

Пролистав несколько страниц с отчётами, вы не найдёте сборов на сумму больше 450.000 рублей, но чаще собирают меньше сотни. Оплата лечения за границей, как правило, требует денежных затрат принципиально другого порядка. Но если вы заглянете на сайт другого фонда той же Кати Бермант, который называется «Детские сердца», то сможете отыскать там отчёты об оплате лечения за границей, потому что в отдельных случаях других вариантов спасения жизни пациента врачи не предлагают.

В фонды стоит огромная очередь за деньгами, там можно ждать помощи годами

Люди, которые утверждают подобную чушь, вообще не представляют себе, как устроена благотворительность в России. Меж тем, информация эта совершенно не секретна и публична. По любому получателю помощи можно зайти на его страницу и прочитать, когда он обратился в данный фонд, за сколько времени были собраны требуемые суммы, и каков был результат. Каждый фонд отчётливо себе представляет, какую сумму и за какой период он может собрать.

Если имеются сомнения в том, что сумма подъёмная для данного конкретного фонда в текущий момент — за этот случай просто сразу же не возьмутся, но подскажут, куда можно обратиться с такой проблемой. На моей памяти (а я занимаюсь благотворительностью в русском Интернете с лета 1998 года) ещё ни один пациент в России не умер от того, что какие-то фонды не успели собрать ему деньги, и он вовремя не получил назначенное врачами лечение.

Обратных примеров — когда деньги были собраны, но медицина оказалась бессильна — в практике любого фонда достаточно много, потому что мы в общем случае говорим о тяжёлых и трудноизлечимых заболеваниях, которые зачастую слишком поздно диагностируются.

К сожалению, очень многие россияне вообще не представляют себе, какую помощь и на каких условиях они могут получить от благотворительных организаций. Кто-то никогда в жизни об этом не слышал, другой слышал, но он просто не верит, что чужие незнакомые люди зачем-то захотят возиться с его проблемами.

«Партизанские» методы сбора денег в частный карман известны более широко — просто потому, что они повсюду рекламируются средствами самой агрессивной и навязчивой рекламы, веерными рассылками, массовыми кросспостами в социальных сетях. Фонды себя так вести не могут и никогда не будут. Чтобы их найти — их нужно специально искать, и первые страницы поисковой выдачи будут плотно забиты устаревшими просьбами о материальной помощи, которые ретивый СЕОшник однажды вывел в топ, а за то, чтобы их потом оттуда убрать за неактуальностью, ему заплатить забыли.

Тем не менее, на первой же странице выдачи Гугла можно найти и «Подари жизнь», и «АдВиту», и «Веру», и Фонд Хабенского... Но увы, не все граждане добираются до этой самой первой страницы. Многим кажется проще и естественней начать с рассылки почтового и поискового спама по всем доступным каналам.

Мы обращались в фонд, но нам там не ответили

Такое действительно может случиться, причём не только с благотворительными фондами, но и вообще с абсолютно любым сервисом на свете: Вы обратились, а Вам не ответили. Вполне можно допустить, что контактные адреса электронной почты, в формате info@название_фонда, размещённые на заглавной странице сайта любой такой организации, утратили актуальность в первый же год своего существования из-за огромного количества спама, который обычно на такие адреса валится. Но там же рядом есть и телефонные номера, по которым можно позвонить — так и следует поступать человеку, у которого срочное дело. Дальше вам уже подскажут менее публичный адрес для присылки документов.

Между фондами и частными собирателями помощи существует конкуренция. Фонды недовольны «партизанскими сборами», потому что они теряют доходы

Претензии людей, профессионально занимающихся благотворительностью, к «партизанам» я тут уже неоднократно излагал. Все партизаны без исключения действуют по принципу «после нас — хоть потоп», потому что это их первый и последний опыт, о последствиях которого для других потенциальных получателей помощи им думать просто некогда. Что же касается «доходов» или «упущенной выгоды» — это конспирологические бредни.

Абсолютно любой благотворительный фонд, ведущий активную деятельность, с каждым следующим годом собирает всё больше денег — на эту известную динамику не оказывают существенного влияния даже экономические кризисы. С годами естественным образом повышается осведомлённость жертвователей о любом работающем фонде, приходят новые доноры, придумываются корпоративные благотворительные программы, подтягиваются массовые СМИ, совершенствуются механизмы привлечения денег, появляются новые площадки, растёт синергия между участниками рынка. Да и вообще, благотворительный сегмент в России — достаточно молодой, поэтому его рост является совершенно естественным и органическим процессом. За один только 2015 год численность россиян, лично вовлечённых в благотворительность, выросла с 33 до 44,5 млн человек.

При этом и доля, и абсолютная численность жертвователей в некоммерческие организации растёт быстрей любого другого сегмента. В прошлом году в фонды жертвовал 41% взрослых россиян, в нынешнем — уже 50%.

А вот гипотеза о том, что любому фонду нужно или зачем-то выгодно увеличивать объёмы привлекаемых средств — она от банального непонимания некоторых простых вещей. Фонды — очень разные. И очень немногие из них хорошо заточены на бесконечное масштабирование — на то, чтобы, начав с распределения отдельных сотен тысяч, перейти к управлению миллиардными потоками. Такие фонды есть, на рынке они видны невооружённым глазом, и смею вас уверить, что для их роста «партизаны» ни малейшей угрозы не представляют, потому что этот самый рост обеспечивается двумя факторами: медийной поддержкой и крупными корпоративными бюджетами. «Партизаны» с их СЕО и СММ-потугами не вытеснят крупнейшие фонды ни из газет с телевидением, ни из сметы корпоративных расходов крупного бизнеса на благотворительность. Но самое важное — даже не это.

Как замечательно объясняется в книге Re:Work, далеко не каждая даже коммерческая компания обязана стремиться вырасти из мелкой в крупную. Для любого предприятия, как и для любого живого организма, существует его оптимальный размер, превышение которого сопряжено с серьёзными рисками потери управляемости.

В бизнесе, поскольку он заточен на максимизацию прибыли, масштабирование иногда бывает неизбежно (хоть и существует великое множество мелких частных сервисов, которым оно противопоказано). Но в благотворительном сегменте ничего подобного нет. Основная масса фондов создана маленькими группками единомышленников, и пропускная способность такой организации в первую очередь диктуется размерами и возможностями этой небольшой команды (для которой занятие благотворительностью зачастую является не основной работой, а общественной нагрузкой). Когда я читаю на сайте Русского фонда помощи, что они с начала 2015 года собрали 1.172.154.043 рубля, а фонд «Подари жизнь» за тот же период привлёк 717.204.489 рублей пожертвований, то я понимаю, что эти суммы превышают сборы Помоги.Орг за все 10 лет его существования.

Но это совершенно не обессмысливает всю ту работу, которую мы эти 10 лет там ведём. Если бы завтра на головы четырёх штатных сотрудников Помоги.Орг свалился бы такой бюджет, который Русфонд или «Подари жизнь» распределяет за месяц, одно обслуживание этих сумм потребовало бы таких сил и финансовых компетенций, которых у нас в команде отродясь не было и не предполагалось. Количество и денег, и проектов, которые могут одновременно находиться в работе у Помоги.Орг, конечно же, сильно выросло с 2005 года, но это постепенный, органический рост, связанный с внутренним ростом производительности.

Если б нам в Помоги.Орг показалось бы, что мы можем и хотим управлять бюджетами принципиально иного порядка, то всю необходимую для этого структуру пришлось бы отстраивать полностью, с нуля и заново, а на выходе мы вместо маленького проекта семейного типа получили бы крупную финансовую корпорацию, с отделом кадров, сложной бухгалтерией, службой безопасности, и Бог весть со сколькими ещё атрибутами, о которых мы 10 лет не думали, и ещё 10 лет не захотим...

Благотворительные фонды берут на себя функции Государства

Во-первых, в мире не существует ни одного государства, которое было бы в состоянии покрыть все социально-медицинские нужды своих жителей из бюджетных средств. В частности, потому, что по мере прогресса медицины больных в развитом обществе с каждым годом становится всё больше. Сегодняшние больные — это те люди, которых 10-20 лет назад не умели лечить, и они просто умирали от тех диагнозов, с которыми теперь годами живут и получают медицинскую помощь. Так что сферическое государство в вакууме, которое нашло денег, чтобы лечить абсолютно всех, на выходе получает с каждым годом всё более значительную экономическую нагрузку по социально-медицинской линии. А резиновых бюджетов ни кейнсианцы, ни монетаристы пока не изобрели.

Во-вторых, не все страны умеют лечить все болезни. Тема «лечение за рубежом» — это история не только про российских детей, которых отправляют оперироваться в Израиль, Германию, Индию. Это ещё история про миллионы бывших советских граждан, постоянно или временно проживающих на территории России. На них у Минздрава квоты нет вообще никакой — так же, как у властей Израиля, Германии и Индии нет квоты на лечение детей из России.

А эти дети лежат в любой московской и питерской клинике, в одной палате с местными. Для врачей они — такие же пациенты, врач не делит людей по цвету паспорта, и ему, разумеется, нужно, чтобы ребёнок смог получить назначенное ему лечение. Разумеется, те фонды, в уставе которых не прописаны ограничения по гражданству подопечных, приходят тут на выручку. И, пожалуйста, не надо рассказывать, что пусть они едут обратно в свою Белоруссию и там лечатся. На счета российских благотворительных фондов поступают вполне ощутимые суммы от иностранных жертвователей — причём не только от наших бывших сограждан, но и от людей, которые по-русски даже не говорят, просто знают о наших бедах, и считают уместным помочь.

Причём это не какой-то новый тренд: первая учреждённая в России неформальная благотворительная организация, выйдя в Интернет в 1998 году, довольно значительные средства получала от какой-то инициативной группы итальянцев. Которые были, скорее всего, не богаты, зато имели опыт правильной организации благотворительных сборов. Поэтому они жертвовали не импульсивно, как это принято в России, а ежемесячно переводили из Италии фиксированную сумму, составлявшую в первую пару лет заметную часть об общего сбора. Явно им в голову не приходило, что они берут на себя функции Государства Российского, как раз в ту пору объявившего дефолт.

В-третьих, от скверного исполнения государством своих обязательств у нас и так ежегодно умирает огромное количество народа. По самой консервативной оценке, один только законодательный запрет на пересадку детских органов убивает в России 100 детей-сердечников ежегодно. А пороки сердца — далеко не единственная патология, при которой пересадка органов является вопросом жизни или смерти. В Америке в 2014 году выполнено 1795 пересадок детских органов, из них 1498 от мёртвых доноров и 287 — от живых.

В России все дети, которым врачи рекомендуют пересадку органов, должны умереть, потому что такой закон приняли наши полоумные думцы, насмотревшись страшилок Аркадия Мамонтова про «чёрных трансплантологов», которые подстерегают российских детей в подъезде, чтобы забрать у них печень и подсадить собственному ребёнку (про тканевую совместимость на Охотном ряду сроду не слыхали). Такое у нас Государство, и даже если все благотворители в одночасье самоустранятся от решения социально-медицинских проблем, лучше и гуманней это Государство не станет.

И, наконец, очень важно понять, что в цивилизованном обществе Государство — это не высшая и абсолютная ценность, а всего лишь инструмент, с помощью которого общество решает часть своих проблем. При этом абсолютно любую часть этих проблем могут взять на себя другие структуры того же самого общества, с бюджетом никак не связанные. Где сильны религиозные традиции, там значительная доля социально-медицинских хлопот ложится на плечи церковных организаций: монашеские ордена содержат больницы, школы и сиротские приюты, религиозные общины скидываются на помощь инвалидам, монашки ухаживают за больными в государственных клиниках и т.п. Где развиты большой бизнес и меценатство — там государство не должно содержать ведущие университеты, потому что они сами с этим хорошо справляются.

Ни Гарвард, ни Стенфорд, ни Кембридж, ни Оксфорд не сидят на шее налогоплательщика и не входят в структуру министерства образования. Где сильны общинные связи, но слабы вертикальные — как, например, в индийской деревне, жители которой практически не платят налогов, и мало кто бывал в столице родного штата, не говоря уже о каком-нибудь Нью-Дели, никому не приходит в голову ждать от государства, что оно когда-нибудь проложит дороги или построит сельский клуб. Люди сами скидываются на такие вещи.

Каждый оплачивает участок дороги, проходящий мимо его дома, а не ждёт, покуда решение о постройке примут высокие государственные умы. Если у простого индийского рыбака и землепашца хватает сообразиловки, чтобы успешно взять на себя функции Государства — почему для нас в России это должно быть табу?!