Непредставительный орган Пермского края

Текст: Анастасия Сечина

Кто представляет интересы пермского общества в Законодательном собрании текущего созыва? В основном – технари по образованию, ныне руководящие каким-либо крупным производством и обладающие достатком значительно выше среднего. Проанализировав состав краевого парламента, журналист задался вопросом: может ли столь несбалансированно «составленный» орган представительной власти реально представлять интересы общества? Опрошенные эксперты уверены: может, однако не представляет.

ОБРАЗОВАНИЕ: ТЕХНАРИ ЛИДИРУЮТ
Высшим образованием совершенно определённо обладает 90 % пермских депутатов (про образованность оставшихся 10 % нет точных сведений). По первому образованию безоговорочное лидерство удерживают технари – 35 % имеют техническую или же связанную с производством специальность.

По второму образованию (им обладает почти 40 % депутатов) «золото» у специальностей социальных: 77 % из тех, кто заходил на «второй круг», учились на юристов, экономистов, финансистов, постигали тонкости делового администрирования и муниципального управления. Ощутимо отстают по числу своих представителей естественные и гуманитарные науки, очень мало обладателей рабочих и творческих специальностей. Ощущается явный недобор в отдельных сферах – например, в сельском хозяйстве и IT (информационно-коммуникационные технологии).

Однако эксперты убеждены: этот перекос не является сколько-нибудь значимой проблемой.

– Распределение депутатов, пропорциональное составу общества, можно представить только в тех режимах, где списки кандидатов утверждаются из единого центра. Такая система была в СССР и при марксистско-ленинских режимах в Азии и Африке, где парламенты являлись сугубо декоративными, – комментирует директор Центра сравнительных исторических и политических исследований ПГНИУ Алексей Гилёв. – Если парламенты избираются на сколько-нибудь соревновательных выборах, обязательно нарушается пропорциональность. И внимание здесь следует обратить не на специальности, а скорее на сам факт наличия высшего образования и престиж вуза. Люди с хорошими дипломами обычно везде представлены наверху, что является отражением классового экономического неравенства.

По мнению Гилёва, бросающееся в глаза множество технарей – лишь отражение тенденций советского образования, в котором была велика доля тех, кто шёл получать производственные специальности (а большая часть представителей политического класса и производственной верхушки – старше 45 лет).

– С одной стороны, Законодательное собрание – это представительство интересов разных слоёв общества. Но, с другой стороны, это законодательный орган власти, и там должны работать люди, которые понимают, что собой представляет законотворческий процесс, – развивает тему доцент кафедры политических наук историко-политологического факультета госуниверситета Надежда Борисова. – Во-первых, в любом законодательном органе власти, помимо корпуса депутатов, есть аппарат, где должны быть представлены специалисты в узких отраслях. Во-вторых, законодательный процесс не отменяет возможности привлечения для консультирования экспертов со стороны.

По мнению Борисовой, условные «айтишники» и не могут быть представлены в Заксобрании сейчас – ведь массово готовить их начали относительно недавно, они попросту ещё слишком молоды для депутатства. Собственно, юристов-экономистов по первому образованию в краевом парламенте тоже пока немного. «Мы будем наблюдать рост их доли по мере того, как политический класс и бизнес будут обновляться», – прогнозирует Алексей Гилёв.

Вообще, тот или иной образовательный перекос – ситуация нормальная, которая может что-либо сообщить об общественно-политическом устройстве в стране, но имеет мало общего с эффективностью легислатуры.

– В Германии был свидетелем проявления стереотипа о депутатах, – вспоминает Виталий Ковин, старший научный сотрудник отдела политических исследований Пермского научного центра УрО РАН. – На экскурсии в региональном парламенте Северного Рейна-Вестфалии экскурсовод спросил: как вы думаете, кем по профессии являются большинство депутатов? Ответ аудитории: учителями. А на самом деле большинство депутатов – юристы, политологи, социологи, экономисты. Дело в том, что гораздо большую роль в формировании составов парламентов в Германии играют партии, и им нужны обществоведы, а не технари.

– Профессиональный и политический бэкграунд намного важнее образовательного, – заключает Алексей Гилёв.

ПРОФЕССИЯ: ПРОМЫШЛЕННОЕ ЛОББИ
Здесь стоит сразу оговориться, что анализ проводился на основе открытых данных, которые не всегда корректны. Например, по количеству задекларированного грузового транспорта в имуществе депутата мы можем сделать предположение о его деятельности, однако в официальной биографии это направление не упоминается. Другой пример – когда в ЕГРЮЛ указан вид деятельности компании депутата, который не соответствует общеизвестной информации о профиле деловой активности народного избранника. Впрочем, несмотря на определённую долю искажений, в общем и целом картина отражает сложившееся положение дел.

Профессиональный бэкграунд пермских парламентариев меж тем отчасти коррелирует с образовательным – большинство депутатов (примерно 28 %) представляет то или иное производство (как правило, крупное). На втором месте с 23 % – сфера торговли и услуг (средний бизнес). Прочие сегменты идут со значительным отрывом: на образование приходится 8 % депутатов, на энергетическую отрасль – 7 %, из органов власти пришло также 7 % народных избранников, из здравоохранения – 5 %, из строительной отрасли – 3 %.

– Промышленные лоббисты представляют одну из крупнейших групп в краевом парламенте, – комментирует политконсультант, директор Центра избирательных технологий Людмила Ознобишина. – И эта группа поддерживает решения краевой власти и стоит на страже интересов крупного бизнеса. Яркий пример – налоговая льгота, одна из немногих инициатив бывшего губернатора, не канувшая в Лету. Любые попытки отменить льготу или поднять дискуссию о потерянных для бюджета 80-100 млрд рублей налоговых поступлений промышленным лобби блокировались. Так же пресекается дискуссия о тарифах.

Отметим, что при составлении профессионального профиля Заксобрания учитывалось либо текущее место работы депутата, либо предыдущее – поскольку многие народные избранники работают в парламенте на профессиональной основе. По словам Людмилы Ознобишиной, это одно из отличий нынешнего созыва – в предыдущем профессиональных депутатов было на порядок меньше.

– От крупного промышленного лобби эта группа отличается глубокой проработкой вопросов, которыми занимается. Для них законотворчество, независимо от образования и профессионального багажа, стало основным направлением деятельности, – говорит Ознобишина. – Как раз группа профессиональных депутатов генерировала дискуссию в этом созыве.

Эксперт отмечает, что «однозначно слабо проработан законодательно блок вопросов по поддержке среднего и малого бизнеса». Причина – и невысокое представительство малого бизнеса в парламенте, и пассивность представителей среднего бизнеса, которые нередко приходят в Заксобрание ради кресла в «клубе директоров».

Промышленные лоббисты представляют одну из крупнейших групп в краевом парламенте

– Доминирование производственников отражает состав основных лоббистских групп и структуру региональной экономики и бизнеса, – соглашается с выводами коллеги Виталий Ковин. Он также отмечает, что парламенту не достаёт представителей малого бизнеса, указывая, кроме того, на нехватку условных «банкиров» (специалистов в финансовой сфере), представителей науки, третьего (общественного) сектора и так называемых свободных профессий.

Впрочем, другой эксперт, Алексей Гилёв, убеждён, что проблема профессиональной репрезентативности вторична по отношению к проблеме репрезентативности политической.

– Если бы в Заксобрании заседали одни только бизнесмены, но они бы при этом подчинялись партийным фракциям, представляющим различные группы избирателей, то работе парламента это не нанесло бы ущерба, – говорит Гилёв. – Однако партии у нас слабы, партийная система негибкая. Проблема не столько в отраслевом дисбалансе, сколько в отсутствии механизмов подотчётности через партийные структуры.

По мнению эксперта, именно это – фундаментальная проблема российского парламентаризма, следствием которой является использование региональных парламентов как арен согласования интересов бизнес-групп.

СТАТУС: ВСЁ ВЫШЕ И ВЫШЕ
Говоря о слабости партий, мы вплотную приближаемся к анализу профиля Заксобрания с точки зрения статусов депутатов и компаний. Большинство имеет отношение к крупному или среднему бизнесу (30 % и 33 % соответственно, хотя доля среднего бизнеса будет ощутимо ниже, если исключить депутатов, работающих на профессиональной основе). Причём представители крупного бизнеса – это в основном топ-менеджеры (72 %). Представители среднего бизнеса – также управленцы высшего звена или же собственники компаний (85 %).

И это говорит о многом.

– Подавляющее большинство депутатов – промышленники и бизнесмены среднего уровня. Это феномен, характерный для российских регионов в целом, но у Пермского края их доля даже по российским меркам велика, – говорит Алексей Гилёв.

Именно с уже упомянутой слабостью партий эксперт связывает «статусную» диспропорцию.

Во-первых, партии слабы в финансовом отношении, потому они вынуждены искать спонсоров, добавляя их в партийные списки. Будучи работодателями для большого числа людей, представители крупных предприятий имеют здесь преимущество – у них есть возможности для мобилизации избирателей и высокая узнаваемость.

Во-вторых, партии слабы с точки зрения авторитета в глазах населения, поэтому партийная репутация на выборах практически не помогает – в отличие от репутации персональной. Кандидат может создать себе авторитет, занимаясь просто благотворительностью. Поэтому финансовая обеспеченность часто оказывается решающей. Учитывая это, а также то, что относительно высоки шансы на успех у кандидатов с «локальной неполитической репутацией» (речь о руководителях из бюджетной сферы), можно понять, почему представительство малого бизнеса столь незначительно.

Таким образом, с одной стороны, слабость партий является причиной преобладания «топов» в парламенте. Но, с другой стороны, здесь же круг замыкается, и уже статусный дисбаланс усугубляет проблему слабости партий. Причина – в России не сложилось культуры политического представительства, полагает Надежда Борисова.

– Когда крупные предприятия лоббируют свои интересы – это нормально. Но в России лоббизм не институциализирован, поэтому чаще сам топ-менеджер или даже собственник компании становится депутатом, – комментирует эксперт. – Не сформирована когорта людей, для которых политика – профессия, а не побочный продукт деятельности и не результат преследования экономических интересов.

Например, в европейских парламентах крупные корпорации или профессиональные сообщества имеют возможность лоббировать свои интересы через профсоюзы и партии, им нет нужды самим идти в парламент. А вот Пермский край (да и вся Россия) вскоре вновь станет свидетелем того, как разыгрываются первые тройки в партийных списках, и вопрос лишь в том, какой именно «толстосум» там появится. Вовсе не редкой является ситуация, когда, например, по списку КПРФ проходит какой-нибудь миллиардер, говорит Борисова. Понятно, зачем он партии – приносит ресурсы. Но зачем ему депутатство? «Затем, что проще самому. Нет традиции поддерживать независимых политиков, использовать партийные структуры, оставаясь при этом в стороне», – комментирует эксперт. По её мнению, в том числе и отсюда «растут ноги» у российской проблемы сращения бизнеса и власти.

УРОВЕНЬ ЖИЗНИ: ЯХТЫ-КВАДРОЦИКЛЫ
Пожалуй, это самый интересный для обывателя раздел анализа, но сущностно он – самый малозначительный. Да, уровень жизни среднестатистического депутата серьёзно отличается от уровня жизни среднестатистического пермяка. У половины народных избранников только задекларированные собственные доходы (данные за 2014 год) превышают средний уровень заработка по краю в 6-50 раз. У 15 % превышение в 50-100 раз. Доход средний или ниже среднего – примерно у 8 % депутатов.

Если говорить о владении имуществом (как самих депутатов, так и их жён и мужей), то 83 % парламентариев является собственниками квартир. У 72 % народных избранников есть автомобили (в основном стоимостью выше 1 млн рублей). 42 % имеет свои дома. Четверть депутатов – счастливые обладатели различных «атрибутов успешной жизни» (дорогих яхт, квадроциклов, мотоциклов, снегоходов).

Однако Алексей Гилёв утверждает: разрыв между средним жителем территории и средним депутатом – это как раз типично.

– Частично несправедливость в соревновании богатых и бедных на выборах можно устранить с помощью финансово обеспеченных партий, одним из решений является их государственное финансирование, – говорит эксперт. – Но в любом случае у богатых в жизни возможностей больше, чем у бедных (и в политическом контексте мы это уже обозначили выше. – Ред.). Поэтому разница между средним избирателем и средним депутатом может сокращаться, однако всегда будет присутствовать. Этот разрыв не был бы проблемой, если бы существовали инструменты подотчётности, реализуемые через партии.

Когда результат выборов не предрешён, не отрегулирован административно, а сами выборы представляют собой острую политическую борьбу, становится вполне реальной ситуация, при которой состоятельный депутат принимает решение, противоречащее его личным интересам (например, о повышении налогов). Причина проста – сохранение лояльности избирателей, чьи интересы представляет выдвинувшая депутата партия, и возможность переизбраться имеют бОльшую ценность. «Это то, что в политической науке называется властью медианного избирателя», – говорит Гилёв.

– По мере того как в Юго-Восточной и постсоветской Европе будет расти благосостояние, а партии будут привыкать к тому, что у их избирателя есть постоянные взгляды на политические ценности, влияние финансового ресурса на выборах будет снижаться, а влияние политических программ партий – расти, – заключает эксперт.

Пока мы бесконечно далеки от этого «светлого завтра», однако какие-то прогрессивные тенденции всё же можем зафиксировать, даже на местном уровне. В их числе и уже упомянутая политическая активность группы профессиональных депутатов, и постепенное сглаживание гендерного дисбаланса, на которое указала в своих комментариях Людмила Ознобишина. Если в первых двух созывах женщин в прикамском парламенте не было вообще, а в третьем созыве присутствовала лишь одна дама, то сейчас депутатов прекрасного пола – девять (это почти одна шестая часть парламента), и все они являются активными участниками законотворческого процесса.