О способе обретать союзников

Убедившись в ходе недавних событий, что союзников ни в каком, даже самом расплывчатом смысле слова у нас нет, мы должны по меньшей мере задуматься. Не то чтобы геополитическое одиночество равнялось катастрофе — вовсе нет; истории известны случаи, когда оно бывало сознательной политикой первостатейных держав. Но в трудную минуту всё-таки хотелось бы, чтобы кто-нибудь на свете, кроме наших собственных политиков и дипломатов, посмел хотя бы вымолвить вслух, что «Градами» по Цхинвалу молотили не мы, а грузины. Об одном способе решать эту задачу я и позволю себе напомнить.Ясно, что поддерживать тебя будет тот, кто получает от тебя в настоящем и надеется получать в будущем что-то для себя важное. Но нужно, чтобы он понимал, что обязан именно тебе. Вот многие думали, что страны ближнего зарубежья должны быть сердечно нам преданы, поскольку мы их снабжаем энергоносителями по бросовым ценам. Бред. Нефть и газ сделали не мы; мы хоть сквозь землю провались, Самотлор и Уренгой никуда не денутся — а потому единственным порождением наших демпинговых поставок в умах постсоветских элит оказывается страстное желание не быть нам обязанными. Поскольку это желание точно совпадает с интенциями главного раздатчика кнутов и пряников в современном мире, то есть Штатов, его оказывается легко и приятно удовлетворять. Что и делается.

Чуть лучше в этом смысле поставки нашего вооружения. Его и делаем, и продаём именно мы — и, случись с нами что-нибудь сильно неприятное, поставки прекратятся. Да только силу этих канатов, привязывающих к нам потенциальных союзников, ослабляют два фактора: проглядывающее в недальнем будущем угасание нашего оружейного экспорта — и явное изобилие конкурентов, готовых нас в такой роли заместить. Чудесно было бы оказаться страной — моделью государственного и общественного устройства, чтобы наше благоволение, сопровождаемое отеческими советами по обустройству бытия, само по себе было недорогим, но ощутимым магнитом для стран, «решающих, делать бы жизнь с кого». К сожаленью, никакой модели мы сегодня миру не являем.

Зато есть у нас ресурс, не поставляемый на рынок никем, кроме нас: русский язык — могучий и труднозаменимый инструмент приобщения к цивилизации. Очень немногие страны оказались способными создать на своём языке более или менее полную систему обретения и умножения знаний. Понятно, что сегодня не имеющие такой системы (да и кое-кто из имеющих) чаще тяготеют к английскому. Но на постсоветском пространстве у русского языка всё ещё есть шанс. Там есть нужда в языке, открывающем доступ к мировым запасам знания, — и осталась привычка считать таковым именно русский. По только что опубликованным результатам исследования Gallup, в 2007 году — впервые с момента распада СССР — русский язык упрочил позиции на постсоветском пространстве. Выросли доли людей, считающих его необходимым для себя и своих детей. В ключевых для нас странах региона для такой ответственной коммуникации, как собеседование при приёме на работу, большинство выбрало бы русский язык: Казахстан — 68%, Украина — 83%, Белоруссия — 92%.

Попытки выдавить русский язык из системы образования, предпринимаемые, например, на Украине, особым успехом пока не увенчиваются. Мне рассказывали, как провалилась попытка перевести на державну мову знаменитые книги Ландау и Лифшица для физфаков тамошних университетов — их так и приходится читать по-москальски. И дело не только в том, что столь разработанной физической, химической, биологической терминологии, как по-русски, на других языках региона не существует, но и в том, что перевести стопку монографий мало — нужно, чтобы на том же языке издавались журналы, существовали интернет-сайты и так далее. По-русски всё это — пусть и с нарастающим дефицитом — пока есть. Мы должны завалить страны региона книгами по всем отраслям знаний, словарями, энциклопедиями — серьёзно дотируя их.

Но этого мало. Недавно в Думе были слушания по проблемам русского языка за границей. Эксперт из Киргизии прямо сказала, что киргизский язык не готов обеспечивать функционирование государства — и страна будет пользоваться развитыми языками: русским (он там второй государственный), английским или турецким. Но турки и англосаксы многое делают для того, чтобы склонить чашу весов в свою пользу, мы — почти ничего. Учебники, которые мы туда поставляем, отражают реалии, культуру и диалоги другого государства — мы их готовим для жизни в России, но не для обслуживания их госнужд (хотя могли бы!); отпустим в вольное плавание — через 10–15 лет получим там англо— или турецкоговорящую элиту. Потому что язык нужен как инструмент не только коммуникации, но и жизнедеятельности в целом.

Отдельно следует сказать о переходе на латиницу. Пока он случился только в Узбекистане и Азербайджане, но будем щёлкать клювом — пойдёт и дальше, турки и англосаксы старательно агитируют всю Среднюю Азию. А тогда Россия окончательно превратится в отстойник для неквалифицированных гастарбайтеров: умеющие хотя бы как следует читать будут тяготеть к другим странам.

Мы мало ассигнуем на продвижение русского языка, но и это малое тратим неумно. Обычно структура, получившая деньги на эту благую цель, в первую очередь норовит обустроить помещения чуть не как в Сколкове. О том, что лучше в первом попавшемся съёмном зале провести курс первоклассного преподавателя из России, мало кто думает. И уж почти никто не говорит о том, что надо продвигать (а не впаривать — почувствуйте разницу) не русский язык отдельно, а основанные на русском языке науку и культуру. Пользуются успехом филиалы лучших наших вузов — их надо щедро дотировать. Надо буквально заманивать верхний слой молодёжи постсоветских стран учиться в Россию. А что? МГУ ближе, условно говоря, Сорбонны — русский знакомее французского — и обучение дешевле (дотации нужны и здесь). Всё это, по нынешним обстоятельствам, сравнительно небольшое бремя для бюджета, но польза может быть огромная.

Русскоговорящая элита, заметная часть которой отучилась в лучших российских университетах вместе с нашей молодёжью и молодёжью других стран, — вот вам и половина, если не две трети потенциального союзника. Тут уж надо будет очень постараться, чтобы не суметь достроить третью треть.

Текст: Александр Привалов [2], научный редактор журнала «Эксперт»