Мнение человека, уже не похожего на Генпрокурора

Трутнева слишком идеализируют, ни одного свежего факта в отношении губернских чиновников прокуратура не откопала, а проблема Березников не может решаться быстрее, чем она решается сейчас. Об этом бывший Генеральный прокурор России, бывший вице-губернатор Пермской области, бывший березниковский депутат Государственной Думы, бывший чиновник Приволжского Полпредства, бывший чиновники Министерства природных ресурсов, ныне – скромный бизнесмен Валентин Степанков рассказал журналисту.

— Валентин Георгиевич, чем вы сейчас занимаетесь?
— В октябре прошлого года я покинул государственную службу по собственному желанию, что, в общем-то, бывает нечасто — когда человек с высокого поста решает уйти сам. В мои планы не входило находиться на госслужбе до предельно допустимого возраста, а главное — интерес, с которым я отдавал себя госслужбе, стал уменьшаться — пропал тот азарт, что был раньше. Скорее всего, 30 лет на службе дают о себе знать.

Работая в Министерстве природных ресурсов, в Совбезе и (в меньшей степени) в аппарате полпреда в Приволжском федеральном округе, я чувствовал, что потенциал, который у меня есть и которого с годами меньше не стало, не использовался в полном объеме. Кроме того, меня стали угнетать двойные стандарты, которые использовались в госслужбе. Это ощущалось во время шумного дела по Сахалину и Shell, это стало проявляться в решении природоохранных проблем в связи с грядущей олимпиадой в Сочи и в полной мере это проявилось в проблеме прокладки нефтепровода вдоль озера Байкал. Весной я принял для себя решение. Министр Юрий Трутнев знал, что я осенью уйду.

Я ушёл не хлопая дверью, ушел по собственному желанию. Я сохранил все наработанные отношения, связи с людьми в аппарате, в правительственных структурах. Теперь эти отношения — хорошее подспорье в консалтинговом бизнесе, которым я сейчас занимаюсь. И сейчас мне не пришлось создавать бизнес с нуля.

Компания, которую я возглавляю, конечно, использует мои политические связи и возможности в правоохранительной, судебной системе, во властных структурах. Среди клиентов — девелоперские организации, заходящие в регионы, структуры, занимающиеся добычей полезных ископаемых, предприятия химпрома, пищепрома, IT и т. д.

Наша консалтинговая компания выиграла серьезный подряд, где заказчиком выступает «Росэнергоатом», который сейчас реформируется. Мы должны провести ревизию всей имеющейся нормативной базы в сфере атомной промышленности, выработать предложения, что требует изменений. Это работа до весны-лета следующего года, и связана она с бурным реформированием всей российской атомной отрасли. Мы создаем специальную творческую группу, куда войдут специалисты в атомной энергетике, экологи и другие специалисты, чтобы вместе вырабатывать новую нормативную базу.

В пермской прессе отчасти ошибочно сообщали, что я перешел на работу в компанию «Ренова Оргсинтез». «Ренова Оргсинтез» — один из моих клиентов, и реализация ее проектов — настолько объемная работа, что она потребовала не только консультаций, но также полномочий внутри системы, поэтому меня по совместительству назначили директором. Я создаю юридическую службу, разрабатываю внутренние нормативные документы, оказываю содействие при проведении крупных сделок и установлении отношений компаний с руководством регионов, куда заходит холдинг.

Уход с госслужбы позволил мне заняться своими частными делами. Я подготовил второе издание книги, посвященной событиям 1991 года, в свое время она выходила под названием «Кремлевский заговор». Сейчас мы использовали документы, которые тогда не могли использовать. Все участники событий, в том числе — привлеченные к уголовной ответственности, уже выпустили книги, каждый высказал свою позицию. Новая книга примерно на треть дополнена материалами, которые не предавались ранее гласности, цитируются следственные документы из обвинительного заключения по делу ГКЧП. Кроме того, мы убрали излишнюю политизированность, которая была свойственна началу 1990-х годов.

Продолжаю работать над еще одной книгой — она публицистического характера, и в какую форму выльется — не очень понятно. Возвращаясь к своим собственным архивам, к нашему первому видению пореформенной прокуратуры, к записям выступлений, я поразился тому, что сказанное в 1991-92 годах не потеряло актуальность и сейчас. Интересно переосмыслить путь, пройденный в государственном строительстве в 90-е годы.

Возможно, это будет публицистическая книга в форме полемики автора со мной — я не настаиваю на своем авторстве. Судя по нагрузке, работа над книгой продлится до следующего года. К тому же я не хотел бы обе эти работы издавать сейчас, в период подготовки к выборам в Госдуму, часть фигурантов сохраняет активную политическую позицию. Я бы не хотел вторгаться в спор, давать информационные поводы для участников предвыборных баталий.

Уйдя с государственной службы, я отошел и от политической деятельности. На меня выходили представители партий с предложением о сотрудничестве, но я отказался. Считаю, что сейчас политическая деятельность направлена исключительно на реализацию собственных политических амбиций, говорить о конкретном влиянии на политику через депутатство в Госдуме — несерьезно. Прошли те времена, когда Верховный Совет России менял точку зрения после выступления одного депутата.

Я часто рассказываю одну историю, которая ярко характеризует человеческое честолюбие. В 1990-м, будучи еще прокурором Хабаровского края, я был избран народным депутатом РСФСР. Заседание первого съезда заняло почти три месяца — с марта по май. И вот идем теплым ранним вечером из Кремля через Спасские ворота в гостиницу «Россия». Депутаты двигаются группками, передо мной следуют два солидных мужчины, им лет под шестьдесят, явно из партийного или советского аппарата. Я случайно слышу их разговор. Один другому говорит: «У нас все в жизни было, но у меня осталась одна мечта». — «Какая?» — «Въехать в Кремль на «Чайке» через Спасские ворота».

Была доля шутки в его словах, конечно. Они посмеялись, пошли дальше. Эта история всплыла в памяти через несколько лет, я припомнил ее, осознав, что уже сам проезжал через Спасские ворота неоднократно, но я даже не думал в тот момент, что в этом есть какая-то жизненная ценность! Это рутинный шаг, не в этом ценности. Когда я вижу, как у людей горят глаза, текут слюни по поводу этого кремлевского антуража, мне становится смешно, я считаю таких людей ущербными. Я давно это прошел, все это пережил. Нет особой важности в том, был ли ты или не был в высоком кабинете, и не в этом цена человека.

Ну и последнее — недаром я обмолвился о двойных стандартах. Я полагаю, что они не исчезнут. Я могу себе представить, что сейчас будет происходить: выборы в Госдуму, победившая партия активно формирует правительство. Затем — попытка трудоустроить высвободившихся чиновников. Все будут бегать, пытаться сесть в какое-то кресло. А есть в жизни другие радости. Мне захотелось остаться в стороне и радоваться тому, что я в этом не участвую. Собственное имя и авторитет ценнее, чем сиюминутная выгода от какой-то должности.

— В консалтинговой компании, о которой вы говорили, вы работаете наемным менеджером либо являетесь там собственником?
— Это группа компаний с пересекающимися видами бизнеса (юридический консалтинг, аудит, оценочная деятельность, инжиниринг). Я владею одной компанией, другими — мои партнеры. Бизнес начинался еще в Перми, а своих будущих партнеров я знал, когда они были студентами юридического факультета Пермского госуниверситета в мою бытность депутатом Госдумы. Бизнес вырос, и сейчас мы работаем в Перми, Самаре, Чебоксарах, Санкт-Петербурге, Москве и Кирове.

— Что вы думаете об уголовных делах, заведенных на чиновников Пермского края? Считаете, это организованная кампания — и чем она закончится?
— Примечательно, что среди всех дел нет ни одного свежего или нового факта, за исключением абсурдного дела на Евгения Саранина, начальника отдела специальной документальной связи администрации губернатора края, который вынужден был знакомить губернатора с делами. При том, что глава региона пришел не с улицы, он назначен указом президента России. Именно в этот период должна проверяться возможность допуска человека к государственным секретам; нельзя ставить чиновника в неловкую ситуацию, чтобы он ходил по коридорам администрации края и не знал, как доложить секретный документ, направленный губернатору. Формально у этого чиновника есть проблемы. Но я давно сформулировал для себя правило, которому следовал, работая в прокуратуре: сила закона в его формальности, но не дай бог, если закон окажется в руках формалиста.

Все факты известны. Никто не предпринимал усилий их укрыть, по многим уже было принято решение местной прокуратуры. Однако прокуратура России дала другую оценку. Понять, насколько серьезно и глубоко они зашли, можно только по результатам следствия. Я уверен, что часть дел в итоге прекратится.

Безусловно, это — акция, планомерная, организованная. Достаточно пишется в местной прессе, кто за этим стоит. У меня такое ощущение, что переломной станет ближайшая неделя — дней десять (интервью состоялось 3 августа — ред.). Вал выдыхается. Думаю, если за ближайшие дни сам Олег Чиркунов не сломается, либо с ним не проведут работу и не надавят на него в смысле увольнения, то вал выдохнется и все прекратится.

В этих условиях такое начало предвыборной кампании в Пермском крае — далеко не радостное. Я, в отличие от пермских «единороссов», не столь оптимистично отношусь к появлению Трутнева в списке партии. Да, он выше всех на голову. Он приобрел опыт и потенциал на уровне Федерации. Но его слишком идеализируют — в отношении прироста голосов. Только на его имени проехать не удастся.

Второе: соперники на выборах сделают все, чтобы доказать связку «Трутнев — Чиркунов», «Чиркунов как ставленник Трутнева». Это будут использовать в борьбе, и все ошибки Чиркунова будут перенесены на Трутнева.

И третья проблема — Березники. Удовлетворить всех жителей города невозможно. И выпадет переселение как раз на активную предвыборную кампанию. Кроме того, есть и внутренние противоречия в отдельных регионах области.

Поэтому приход Трутнева, конечно, положителен для «Единой России», но, по моему мнению, он не даст так много, как все ожидают. Для Перми другого выхода, впрочем, нет, поскольку нет ярких личностей.

— Объективно — какие силы имеют возможность оказывать давление на Генпрокуратуру?
— Тут не надо искать высших сил. Есть элементарная психология прокурорского работника. Он получил задание — провести проверку. Чтобы не вышло как в Перми, ему надо дать задание не «наковырять», а «не зверствовать». «Наковырять» — это на генном уровне заложено, как у охотничьей собаки.

Столичные прокуроры всегда стремятся доказать, что они умнее и грамотнее местных, стараются быть более принципиальными.

Другое дело — выбор территории. Вот вопрос. Здесь могли подтолкнуть, посоветовать, дать поручение пойти и проверить. А то, что восемь, семь или пять дел — вопрос техники. То, что подняли старые материалы и не нашли ничего нового, означает, что взяли лежавшее на поверхности.

— Чем все это реально грозит чиновникам?
— Чем грозит — можно будет сказать, когда предъявят обвинения. Пока грозит потерей имиджа. За рубежом, конечно, политики ушли бы в отставку, но у нас ситуация другая.

— На протяжении нескольких лет, особенно на рубеже 1990-х — нулевых, вас называли одним из возможных кандидатов в губернаторы края. Вы такую возможность действительно рассматривали?
— Нет, не могу так однозначно сказать. Наверное, примерял такую возможность. Конечно, есть моя биография, тесно связанная с Пермью, моя сыновья любовь к Пермской земле. Потому я и избирался депутатом Госдумы от Березниковского округа. Кстати, это было достаточно тяжелое депутатство, оно выпало как раз на реструктуризацию Кизеловского угольного бассейна. За каждый миллион приходилось биться в кровь. В первую очередь это касалось Кизела, Гремячинска, в меньшей степени Губахи, где существовало иное производства. Но эти города умирали, и надо было срочно что-то делать. Входил в эту тему, работал в ней. Естественно, на меня стал Игумнов коситься, поскольку мы по одной теме ходили в правительство, вместе встречали в Перми московских гостей. Подливали масла в огонь и те слухи, что Степанков может пойти в губернаторы.

И однажды у нас с ним состоялся разговор, который мне не понравился. При нем, кстати, присутствовал Медведев. Игумнов сказал мне: «Поклянись, что не пойдешь в губернаторы. Тогда мы будем помогать избираться тебе во второй раз в Госдуму».

Я — человек комфортный, всегда готов слушать людей. Но есть и у меня пределы, которые нельзя пересекать, есть моменты, когда я не приемлю давления.

У меня на тот момент не было губернаторских амбиций. Но такой постановкой вопроса он загнал меня в угол. Под таким давлением я не хотел говорить, что я не хочу быть губернатором. И я сказал: «Я — депутат. Я отработал депутатский срок, у меня есть планы оставаться депутатом. Готов ли я размениваться на другие должности — я не намерен обсуждать этот вопрос». И не поклялся, естественно. Это послужило началом нашей конфронтации. Губернские власти стали двигать в округе Белкина, а победила в итоге Валентина Савостьянова, проскочив между нами. Впрочем, из 12 районов я в пяти все-таки выиграл. Там, где главы не прогнулись под региональную власть.

Уточню еще раз — серьёзно я не собирался идти в губернаторы.

Честно говоря, я вообще очень скептически отношусь к людям, которые считают для себя возможным работать на любой должности, в любом качестве. Меня это всегда поражало, особенно в правоохранительной области, на госслужбе. Причем у меня вопросы не к тем, кто назначает — они вольны ожидать и надеяться, а к тем, кого назначают. К нынешнему министру обороны, например. Или к ряду генпрокуроров России. Мне интересно: как человек сам чувствует в себе силы заниматься тем, чем никогда не занимался? Поэтому я отчасти считаю, что и для должности губернатора должна быть серьезная подготовка.

Если отбросить личные качества Олега Чиркунова, то он к этой должности был готов, являясь специалистом в финансовой и налоговой политике. Юрий Трутнев в этом тоже прекрасно разбирался. Я себя не считал и не считаю до конца готовым. У меня такой подход: я должен досконально разбираться во всем сам.

— По вашему мнению, Трутнев в кресле министра — на своем месте?
— Полагаю, что да. Во-первых, у Юрия Трутнева — базовое образование. Он недолго, но работал по специальности. Кроме того, он бывший губернатор региона, богатого природными ресурсами. Отсюда знание всех внутренних вопросов, налогов, недропользования, лицензирования. Соответственно — уникальный опыт. Профессиональные навыки, работа с недропользователями, организация такой работы в масштабах одного субъекта. У президента ведь было несколько кандидатов на эту должность, но он остановился на Трутневе. Трутнев разбирается в том, чем занимается.

Другое дело, что он — человек проектный. Министерскую работу он не очень любит, она ему не нравится, поскольку состоит из нескольких пластов. Он видит интересный проект, например, освоение континентального шельфа, и им занимается. Видит модель построения системы контроля над ходом выдачи лицензий — занимается этим. А работа министра состоит из повседневности — нормативных актов, коллегий, встреч, текучки. Ему это неинтересно. Поскольку Трутнев не человек госаппарата, сама госслужба не является для него ценностью. Для него ценность — реализация проектов в этой сфере. Не уверен, что он готов за нее держаться.

— Какие у вас сейчас отношения с Трутневым?
— Говорит мне: «Чего не приезжаешь?» Я говорю: «Вопросов нет, зачем отвлекать». Теплых дружеских отношений между нами не было ни тогда, ни сейчас. Чисто деловые и ровные человеческие. Кроме того, мы — сформировавшиеся, самодостаточные люди, но стиль и методы управления у нас разные. Я сторонник послушать людей, он сторонник собрать всех вместе и объявить им свою волю. С Сергеем Кириенко в полпредстве мне было очень интересно работать, он увлекается, любит детали, тогда как в работе много политических вопросов. Сам аппарат полпредства напоминал обком партии: закона нет, каждый должен свою нишу завоевать. Знанием, авторитетом, умением. В итоге Кириенко ставил цели, а я разрабатывал модели, как добиться того, что требуется, не пренебрегая законом.

— Как вы считаете, проблема Березников сейчас достаточно быстро решается?
— Я не думаю, что можно сделать сейчас больше, чем делается. Сколько бы денег ни было. Даже если собрать девять беременных женщин, ребенок через один месяц не родится. Можно дать 7 млрд, но дома к 1 декабря при этом невозможно построить физически. Делается многое. Деньги выделяются быстро благодаря Трутневу. Если не взять документы в руки и не походить по кабинетам, то только согласование с Министерством финансов и Министерством экономического развития и торговли шло бы до декабря. Организация работы внутри — обязанности губернатора. Причем делать надо все быстро. И силы тратить нужно не на междоусобицу, а как раз на объединение усилий.

Текст: Иван Колпаков, Новый Компаньон
Фото из архива