Свободе слова мешает лень журналистов

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Рубрика предназначена исключительно для чтения журналистов и тех, кто по непонятным причинам мечтает заняться этим ремеслом. За чтение рубрики иными лицами редакция ответственности не несёт. Редакция может вступать в переписку с читателями. Мнение авторов материалов может совпадать с мнением редакции. Все совпадения являются неслучайными. Подбор материалов для рубрики производится лично Андреем Лучниковым.

Игорь АВЕРКИЕВ: СЕГОДНЯ СВОБОДЕ СЛОВА В РОССИИ МЕШАЮТ ВНУТРЕННЯЯ САМОЦЕНЗУРА, ЛЕНЬ И НЕПРОФЕССИОНАЛИЗМ

— Игорь Валерьевич, давайте начнем с вашей статьи, в которой чиновники Управления Россвязьохранкультуры по Приволжскому федеральному округу обнаружили призывы к экстремистской деятельности. С какой целью вы ее писали? Что вы хотели сказать?
— Статья антифашистская, а ее цель, я думаю, очевидна всем: это предостережение Владимиру Путину о возможном скатывании его режима в своего рода неототалитаризм. Сделано это предостережение в форме сравнительного анализа путинских и традиционно фашистских политических практик, технологий, мотивов.

— А что насчет призывов к свержению действующего конституционного строя?
— Это вопрос не ко мне. Обвинения эти абсурдны. Что имеется под ними в виду — это нужно спрашивать у тех, кто их выдвигает.

— Вы ожидали такую реакцию на вашу статью?
— Нет, конечно.

— А чем она, по-вашему, была вызвана?
— По-моему, это никакой не федеральный заказ. Просто в неистребимом желании выслужиться и подстраховаться нижегородские чиновники наделали глупостей. Правда, у них хватило ума самим не давать однозначную оценку моей статье (видимо, и они понимали, что экстремизма в ней нет) и они свалили эту оценку на наших прокуроров. Пермская прокуратура тоже не нашла в себе смелости дать статье четкую профессиональную оценку и отказать в возбуждении дела, но при этом у нее хватило профессионализма не давать никакой — сбросили все это на ФСБ. Там та же самая ситуация — и у них не хватило смелости положить конец этому бреду, но хватило профессионализма не подтверждать экстремизм, и они направили материалы обратно в прокуратуру, в следственный комитет, но уже предложив другие, еще более смешные обвинения в возбуждении вражды.

Куда будут «футболить» сейчас, не знаю. Боюсь, уже некуда. Нашему следственному комитету придется самому разгребать то, что они все вместе нагромоздили. То есть все это — обычный служивый раж одних чиновников, трусость других, непрофессионализм третьих. Ждем, когда проявятся среди них ответственные профессионалы.

Они все — жертвы некоей общей ситуации. Никто из них не осмеливается сказать, что эти все обвинения — чушь, поскольку в их среде это означало бы выступить против Путина. Сказать, что моя статья — это преступление, тоже невозможно, ведь они все-таки профессионалы и понимают, что нет там состава преступления. Так что, как они выкрутятся из этой ситуации, я не знаю. Лучше, конечно, было бы с самого начала в нее не попадать. Нижегородские перестраховщики с удовольствием подставили под неприятности массу коллег-бюрократов из Перми, а сами, как принято у наших чиновников, юркнули в сторону, изобразив из себя отважных путинских заступников.

— Что значит «выступить против Путина»?
— Правоохранительные чиновники считают, что признание того факта, что в этой статье нет состава преступления, для их начальства будет означать поддержку того, что в ней написано. Понятно, что никто из них на это пойти не может.

— Как дальше будет развиваться эта ситуация, на ваш взгляд?
— У меня никаких предположений нет, и мне это неинтересно. Гадать здесь не имеет никакого смысла — это абсолютно внутрибюрократические дела. Мы, в принципе, готовы к любому исходу событий. Но все следующие шаги пока — за правоохранительными органами. И мы, в зависимости от того, какими они будут, будем предпринимать какие-то свои действия.

— То есть вы не сильно вникаете в ход проверки?
— Да я абсолютно в него не вникаю! А если бы и хотел вникать, то у меня нет таких возможностей — это абсолютно закрытая ситуация. Поймите, ведь речь идет о проверках, а это всегда внутрибюрократическая процедура. Как только проверка закончится каким-нибудь формальным жестом: заведением уголовного дела или отказом в его заведении, тогда уже возникнут некие процессуальные права у тех, кого это касается. Но до этого проверка — это внутреннее дело ведомств.

— Вас не пугает, что дела, подобные вашему, в России начали появляться, и в последнее время их все больше и больше?
— Подобного рода дела были всегда. И при Путине, и при Ельцине. Это обычная практика, и не только путинского режима: какая-то борьба с нетрадиционными гражданскими и политическими позициями ведется в любой политической системе. Режим всегда, так или иначе, пытается облегчить себе существование. Только у нас все это происходит диковато и непрофессионально. Смотрите, например, как в бушевской Америке обставляют ограничения свободы в интернете для своих военнослужащих — все красиво и разумно, а смысл тот же, что и у нас — произвол.

— Уже стало общим местом в рассуждениях либералов утверждение о том, что при Путине усилилось давление на инакомыслящих. Вы так не считаете?
— Мой вывод, казалось бы, абсурден, но я бы не сказал, что это действительно усиление. Расширение — да. Государственной риторики против всяких врагов стало действительно больше. Но пока к агрессивной риторике властей активно не присоединился народ, эта риторика не страшна. Другое дело, что животный страх чиновников перед инакомыслием может порождать всякие уродливые видения вроде гонений на неугодные статьи. Вот если этот страх перед иными будет и дальше оформляться в государственную идеологию, в программную государственную политику… Хочет ли режим развязать народную ксенофобию? И способен ли? Вот в чем вопрос. Об этом, собственно, я и писал.

Проблемы сегодняшнего режима заключаются в том, что он в значительной степени виртуален, символичен. Реальной политики во всем, что делает путинский режим, очень мало. Деньги, как могут, собирают и перераспределяют, но нового, по-настоящему перспективного для страны почти ничего не создают. Одна видимость. Страна — сама по себе, режим — сам по себе. Не мешают друг другу, и ладно. Страна богатеет действительно сама по себе, просто просыпаясь от советского сна, люди обнаруживают в себе скрытые до того силы и возможности. Свобода самореализации у нас очевидна. А режим делает вид, пока успешно, что это его заслуга. И боится, что люди однажды проснутся и поймут, что это всего лишь видимость, что не от заботы государства происходит наше относительное благополучие последнего времени. Вот и страхуется режим от всего этого, болтая о врагах и о неусыпной защите Родины от них. Сегодняшние угрозы режиму в значительной степени надуманные. Людям пока не до режима, они своими делами занимаются.

— То есть вы считаете, что проверка вашей статьи на содержание в ней экстремистских призывов ничем серьезным вам не грозит?
— Возможно, конечно, все. Но вероятность, что в Пермском крае, в конце первого десятилетия XXI века автора антифашистской статьи, предостерегающей правящий режим от увлечения тоталитарными практиками, посадят, скажем, на два-три года в колонию общего режима или даже оштрафуют на значительную сумму, по-моему, очень мала. Впрочем, вот и проверим, какие мы в конце первого десятилетия XXI века.

— А почему нет? Проверка же ведется…
— Проверка — это просто проверка, работа такая, и они обязаны ее сделать. Другое дело, что выводы из нее им придется делать, прежде всего, политические, поскольку правовые очевидны — нет преступления. Вот здесь и произойдет настоящая проверка, но только не меня, а прокуратуры — на ее способность принимать профессиональные решения в интересах государства, а не режима. Вот и все.

— Но, тем не менее, в связи со всей этой историей вокруг вашей статьи возникает вопрос и о свободе слова в России. Вам не кажется (и это, опять же, любимый тезис либералов), что свободы слова с приходом к власти режима Путина в России становится все меньше и меньше?