Простой сюжет

В некотором государстве жил да был один правитель. Соседи, хотя сами частенько вели с ним завороженные беседы о материально-насущном или философии Махатмы Ганди, за глаза называли его страшным диктатором, показывали на него пальцем и даже пугали им чужих детей. А вот народ полюбил его сразу и накрепко – прежде всего за простоту организованной в государстве жизни и за сочный лексикон изъяснений с подданными и соседями. Стране было при нем хорошо, а главное – понятно. И даже климат в стране как-то улучшился, что придворные толкователи, разумеется, тотчас приписали на счет любимого правителя, а подданные сделали простецкий вид, что тому поверили. Поданные, надо сказать, отлично отработали прием придания лицу эдакого простецкого выражения, чем довольно часто вводили в заблуждение своих соседей, которые принимали их за себе подобных, в чем, надо заметить, не раз жестоко ошибались, ибо народ этот был очень себе на уме и являл свой непростой нрав в самое неожиданное время.Причем он гордился своей самобытностью, слагал о ней песни, былины и анекдоты, переложил на язык поговорок и застольных тостов, а придворные толкователи вообще возвели эту самобытность в культ. И культ этот у них получился, надо отдать должное, совершенно уникальным по своей природе, ибо он не имел никаких аналогий в мире, поскольку все обряды совершались посредством электронного вещания, не требуя от поклоняющихся никаких жертвенных и подвижнических действий и даже никаких усилий, кроме чисто созерцательных. Впрочем, речь сейчас не об этом.

Правил сей правитель долго и мог бы править еще дольше, но что-то надоело ему. То ли устал. То ли решил войти в историю не так банально, как это происходит обычно с теми, кто каждый божий день слышит о себе со всех сторон «О, солнце, о, наше мудрое солнце!» То ли застеснялся своих знакомых соседей, с которыми говаривал о философии Махатмы Ганди. А может, он в какой-то момент вообще решил было великодушно отойти от дел, чтобы написать то ли мемуары, то ли учебник по истории или наставление по проведению глубинных изыскательских, а также горно-обогатительных работ, найти себе наконец какое-нибудь хобби из тех, что увлекают ум и разносторонне тренируют тело.

Поначалу, разумеется, верноподданные вельможи были в шоке и категорически отказывались верить в правдивость таких его намерений. Они хватали его за каждым углом за фалды и лацканы отлично пошитого пиджака, жарко нашептывая в оба уха – «да как же так, да, милостивый государь, да одумайтесь же, на кого ж вы нас оставляете, нам без вас век легитимности не видать!»

Но постепенно с мыслью этой сжились, пообвыкли, как привыкает человек даже к самой страшной мысли и к самым страшным лишениям. Стали как-то кто как мог готовиться к неизвестному будущему, искать в нем и для себя какие-то варианты. Народ же, узнав про предстоящее, погоревал совсем чуток и снова коллективно принял самое что ни на есть простецкое выражение лица. Это его коронный номер. Именно с этим самым выражением коллективного народного лица было выслушано имя наследника. Он, разумеется, всем сразу же понравился: милый человек, во всех отношениях милый, и если уж высочайше на него указано, то так тому и быть, нам, мол, по хрену.

Правитель мог бы провернуть с этим своим уходом на покой такой трюк, который часто применяют разные восточные сатрапы: чтобы выявить нелояльных, они, бывало, скажутся смертельно больными, чтобы посмотреть, кто и с чем «высунется», на что начнет претендовать и про какую такую «оттепель» кукарекать. Ну и, понятное дело, потом всех нетерпеливых высунувшихся и прокукарекавших не в такт такой сатрап, оправившись от своей мнимой болезни, тут же и вырезал.

Но тут другой случай. Намного более гуманный. Или, как сейчас принято говорить, более транспарентный. Правитель самолично решил подежурить при наследнике, быть, так сказать, на виду. Посмотреть, как он войдет в дела, не напортачит ли чего по неопытности, не взбаламутит ли ненароком простоту понятий жизни, не обидит ли кого из верных старых друзей, не продаст ли по неопытности кому из алчных соседей посконные заливные лужки. И не впадет ли часом в тщеславие и гордыню. Ну а заодно посмотреть, как поведут себя при наследнике те, кто еще недавно страстно хватал за фалды и преданно нишкнул взглядом. Не сдадут ли, не заиграются ли в новую конфигурацию власти, не заведут ли промеж себя новые, не оговоренные с ним дотоле понятия.

Наверное, наследнику должно было бы стать в какой-то момент даже обидно, что за ним так плотно, будто бы даже недоверчиво, собираются присматривать, что должность его, перед тем, как ее ему занять, как-то незаметно несколькими ловкими почти незаметными движениями немного «покоцали» в полномочиях. При этом некоторые придворные вельможи не стеснялись вслух произносить речи, для наследника в чем-то уничижительные: мол, ненастоящий он, не всамделишный, чуток посидит, да и отдаст трон обратно, да и вообще ничего толком делать не будет, не спросив предварительно мудрого совета у того, кто его назначил…

В сущности ведь, все выше написанное могло быть оформлено либо в виде какой-нибудь народной сказки в любой части света, либо в виде голливудского сценария, где в последнее время отлично набили руку на жанре «fantasy».

Но это – никакое не «fantasy». Это в общем-то понятно про что, но в сильно, конечно, упрощенном виде. Упрощенный вид, хотя и обнажает до неприличия суть, но всегда скрадывает детали и вуалирующие сущностную наготу нюансы. Которые, конечно, чрезвычайно важны в реальной жизни. И многие сейчас до рези в глазах и помутнения в мозгах пытаются вглядываться в эти самые детали, копаются в нюансах, стремясь увидеть смутные признаки каких-то перемен, выдавая подчас желаемое за действительное и за возможное.

Слухи, сплетни, фантазии, подчас буйные, заполонили собой атмосферу политической тусовки. «Давайте подождем до 7 мая», «давайте посмотрим, что будет после 7 мая» - довольно часто звучащие там оговорки. Они выдают неуверенность и предчувствие необходимости приспосабливаться к чему-то новому. Приспосабливаться, конечно, муторно, но уже давно привычно.

Однако многие же при этом вполне уверены в себе и своем будущем, хотя нет-нет, да и похлопывают себя по карманам, словно проверяя, не делись ли куда-нибудь лежащие там написанные симпатическими чернилами гарантии. «Кондиции», как сказали бы в каком-нибудь XVIII веке.

Ну а подавляющее большинство подданных все это практически никак не волнует, не цепляет. Большинство если и следит за всеми этими перипетиями, то с будто бы безразличным, но, конечно же, с коронным простецким выражением лица. Помните? С тем самым выражением лица, которое так часто вводило в жестокое заблуждение соседей.

Впрочем, не только их.

Текст: Георгий Бовт