Страна неравных

Интересное дело. Мы страна огромного неравенства, и неравенство это всё время растет. Однако особых забот, кажется, никому не доставляет. В смысле, не доставляет забот тем, кто наверху. Формально говоря, об ущемленной части сограждан хлопочут безотрывно. Скучными голосами зовут к равенству функционеры КПРФ. Бодрыми голосами от «варварского олигархического капитализма» отрекаются функционеры «Справедливой России». Они даже напоминают, что у них есть рецепт – прогрессивный подоходный налог. И, наконец, хор торжественных голосов с властных вершин провозглашает все новые официальные проекты, клонящиеся к улучшению жизни обездоленных. Но это все в порядке протокола.

Из лиц, близких к начальству, откровеннее, да и просто задушевнее всех высказался, по-моему, владелец «Независимой газеты». Вот что он написал в этой газете: «Бедные – в основном пенсионеры и отсталые в социально-политическом плане слои общества, низкоквалифицированные работники физического труда, бомжи. К тому же, если посчитать побочные доходы низкооплачиваемых граждан в сотни долларов в месяц, то картина бедности… не будет выглядеть столь мрачно. Водители, садовники, грузчики, продавцы, преподаватели-репетиторы, домработницы, массажисты, охранники, которых миллион мужчин, – все эти люди учтены социологами по графе «бедные и самые бедные». В действительности все они средний класс… Оглянитесь вокруг! Люди живут, работают, никому не завидуют, не требуют передела собственности – нет времени…»

Вот и давайте оглянемся вокруг. Не будем даже заглядывать слишком уж далеко – ни в заполярные края, ни в дальневосточную глубинку, ни в северокавказские автономии. Ограничимся Центральным федеральным округом с его восемнадцатью субъектами. Как тут насчет равенства? Бог с ним, с равенством возможностей. Сравним лишь материальный достаток. На начало этого года общий денежный доход на душу в самых бедных областях округа – Костромской, Тамбовской, Орловской – был в 4–5 раз ниже, чем в Москве. Не нравится Москва? Некорректное сравнение? Давайте сравним тех же с Московской областью. Разрыв в доходах действительно станет поменьше – всего в 2–2,5 раза. Как ни старайся смазать разницу, а тамбовские «домработницы, садовники и массажисты» живут куда хуже, чем их коллеги не только из Москвы, но и из Подмосковья, даже если и не уступают им в квалификации. Подозреваю, что и «побочные доходы в сотни долларов в месяц» распространяются на них в наименьшей степени. «Живут, работают, никому не завидуют?» Как знать.

А если завидуют? Как быть, если ты «преподаватель-репетитор», и вполне, допустим, умелый, но живешь там, где эти умения не приносят дохода?Если дело происходит на Западе, то продаешь свой домик, садишься в машину, едешь, куда хочешь, снимаешь или покупаешь там жилье, а дальше уж пробиваешься в меру сил и таланта.А у нас – попробуй переехать из упадочного края в преуспевающий. Для этого надо или и так уже быть довольно успешным и богатым человеком, или совсем уж обездоленным и на все согласным – откуда-нибудь из бывших советских республик или с тех российских окраин, в которые мы только что договорились не заглядывать.Это на Западе социалисты могут отстаивать равенство в доходах, а либералы – наоборот, равенство в возможностях. Там это разные вещи. А у нас доходы и возможности почти всегда идут рука об руку, друг от друга не оторвешь. В том числе и поэтому доходы у тех, кто не то что живет в разных краях, но и совсем рядом друг с другом – что в Москве, что в Тамбове, – такие разные.

Но, может быть, так везде? Давайте сравним себя с другими. И, конечно, в первую очередь, как европейская страна, сравним себя с другими европейскими странами.

Один из самых наглядных индексов неравенства – это отношение доходов самых богатых 20% жителей к доходам самых бедных 20%. В начале нынешнего века этот индекс в России равнялся почти 8. Сейчас подрос до 9 и все никак не остановится на достигнутом. В Европейском союзе он 4,9. Причем в богатых странах колеблется от 3,3 (Швеция с ее социалистическим распределительным благоденствием) до 5,6 (Великобритания с ее традиционным индивидуалистическим капитализмом). У стран догоняющих он может быть и повыше. Например, у бывших наших сограждан эстонцев – 5,9. Но не обязательно. У самых свежих новобранцев Евросоюза, Болгарии и Румынии, соответственно 4,0 и 4,9.По средним доходам на душу Россия обходит обе эти страны (но не Эстонию и даже не Литву с Латвией), однако по стандартам равенства сильно им уступает.Наши бедняки беднее болгарских и румынских. А наши богачи богаче. И гораздо. О чем, впрочем, можно и не напоминать. Так что хоть мы и в Европе, а на Европу не похожи. Даже на бедные ее окраины. А на кого тогда?

Как ни занятно, на Америку. По крайней мере, формально. В США отношение доходов самого богатого слоя к доходам самых бедных примерно такое же, как и у нас. Можно было бы возразить, что тамошние бедные побогаче наших средних. Но это не главный довод. Американские бедняки своим неравенством очень недовольны и выражают эти чувства куда энергичнее, чем наши. Но помимо перераспределительной системы, которая в США тоже очень мощна, хотя и слабее европейской, там действует исконный стабилизатор – англосаксонская экономическая и социальная свобода. Перед тем, кто действительно хочет пробиться, открыто очень много путей. Гораздо больше, чем у нас. Впрочем, по части масштабов неравенства мы похожи еще и на Китай. Вышеупомянутый коэффициент там даже покруче российского. Но ведь в Китае шли на это сознательно. Китай – это и привилегированные города побережья, живущие в ХХI веке, и отгороженная от них глубинка, которую держали в загоне несколько десятков лет. Это и внутренние барьеры, гораздо более высокие, чем у нас, и – на отдельных участках – такие экономические свободы, что нам и не снились. И над всей этой мешаниной железная власть, которая при всей несгибаемости шаг за шагом сегодня отступает перед напором снизу: китайцы хотят больше равенства, и их держава понемногу движется к нему, а не от него.

А куда движется наша страна?

У нас, как в Европе, тоже есть государственная многозвенная система вспомоществования. Но беспорядочная и коррумпированная. Поэтому не столько сокращает число бедных, сколько плодит богатых. Уже пять–шесть лет к нам потоком текут нефтегазовые сверхдоходы. Кое-что из них перепадает и бедным, но богатые богатеют гораздо быстрее. И богатеют не квалификацией и трудолюбием, а лишь умением попасть в круг допущенных или простым биографическим фактом изначального там пребывания.Все показные мероприятия властей, якобы уменьшающие неравенство, не касаются подлинных его причин и если вообще имеют какой-то эффект, то лишь усугубляющий. А нынешний всплеск инфляции породил слой людей, беднеющих уже не только по относительной, но и по абсолютной мерке. Вздорные рецепты вроде прогрессивного подоходного налога, бьющие не по паразитам, а именно по трудящимся, только добавляют бреда в эту картину бездействия и безразличия.Говорят: не мусольте форбсовские списки богачей, вы же не хотите обратно в социализм? Я лично не хочу, но разве мы шаг за шагом туда не возвращаемся вместе со всеми нашими богачами? Покажите хоть одного человека, который в нынешнем столетии, не имея ни нужных связей, ни нужного родства, стал миллионером? В «лихие» 80-е и 90-е годы такое случалось, и даже нередко, а сейчас стало чудом.

Официальная демагогия у нас такая, будто в России европейское распределительное государство всеобщего благоденствия, общественные барьеры такие отталкивающие, будто наши власти способны защищать их с настоящей китайской непреклонностью, а разрыв в доходах настолько велик, будто у нас и в самом деле царят американские экономические свободы, тяжкие для слабых, но соблазнительные хотя бы для сильных и напористых.

Это не логика какого бы то ни было поступательного движения, хотя бы и спорная. Это топтание в тупике.

Раз уж так модно обращаться к российским историческим прецедентам, так почему бы не обратиться к ним и по этому поводу? Кричащее неравенство существовало в нашей стране при всех режимах, но оно никогда не оправдывалось общественным мнением. Терпение народа к неравенству всегда было велико, но обязательно в конце концов лопалось. Вопрос только, в какой форме на этот раз.