Он поступил с Ходорковским не по понятиям

Идя на встречу, я уже знал, что 38-летний Игорь Гнездилов — рецидивист-автоугонщик, он сидел пять раз. И потому я ожидал увидеть типичного забайкальского урку — вертлявого дядю в кепочке, кожаной куртке, с выколотыми на пальцах перстнями, вставными зубами из желтого металла и непременной "распальцовкой". Я ошибся по полной. Игорь обходился без золота во рту, а его руки были абсолютно чистыми, в смысле без татуировок, тщательно вымытые и с аккуратно подстриженными ногтями. На нашу встречу, проходившую в центральной гостинице Читы, бывший угонщик приехал в идеально выглаженных брюках, свежей сорочке и начищенных до блеска ботинках. За два часа, в течение которых проходил наш разговор, он не произнес ни одного матерного слова, ни разу не повысил голос, а перейти со мной на обычное в подобных ситуациях "ты", по-моему, так до конца и не смог. В общем, скромный, интеллигентный человек, которого на улице вполне можно было бы принять, например, за служащего читинского областного отделения Сбербанка.

Этот образ Игорь убедительно поддерживал еще, наверное, минут пять, пока мы знакомились и обменивались мнениями о погоде и футболе: мой собеседник дал понять, что спортом особо не интересуется, но о последних результатах чемпионата Европы осведомлен и готов обсудить эту тему из вежливости. Однако первый же мой вопрос по существу, как говорится, расставил точки над i.

— Про мою-то жизнь зачем рассказывать? — искренне удивился Игорь.— Она малоинтересная была: все тюрьма да тюрьма. Пять сроков отсидел, 19 лет в общей сложности.

В первой половине своей жизни читинец Игорь Гнездилов успел окончить школу, городской политехнический техникум, устроиться на работу технологом лесозаготовок в местный леспромхоз имени Ленина и даже несколько месяцев там поработать. Но получить зарплату молодому специалисту так ни разу и не посчастливилось: одновременно с его трудоустройством в стране грянула перестройка, леспромхоз начал загибаться.

— А круг общения-то у меня в то время был — не лесники дремучие, а пацаны продвинутые,— продолжает Игорь.— С этим кругом и попал.

Вообще-то угонять машины он начал задолго до перестройки — еще в школьные годы.

— У моего отца тогда был ВАЗ-21011,— с теплотой вспоминает Игорь.— Вечерами после школы я помогал ему ремонтировать машину, а ночью, пробравшись в наш гараж, угонял ее, чтобы покататься по городу с приятелями и утром поставить машину обратно.

С приходом перестройки и появлением в Чите первых иномарок — в основном это были старенькие, привезенные из Японии "праворульки" — друзья решили, что их старая детская забава может приносить неплохой доход, и поставили дело на поток. Только за один 1990 год компания, как установило следствие, угнала в городе 22 автомобиля. За это Игорь получил свой первый пятилетний срок, который отсидел "до звонка" в башкирской зоне. Вернувшись в город после отсидки в 1995-м, Игорь обнаружил, что "в стране бардак и зарплату, как и раньше, не дают".

— А круг мой к тому времени распался,— говорит он.— Люди в "крышу" пошли, магазины и рынки стали контролировать.

— Выгодное дело. Почему же ты с ними не пошел?

— Я занялся тем, что умею: в преступном мире моя специальность — угонщик.

В СОСЕДИ ХОДОРКОВСКОМУ
В 1990-е годы, как объясняет Игорь, иномарки появились уже почти у всех в Чите. Как следствие, образовался дефицит запчастей, угнанные машины стало выгоднее продавать не целиком, а разбирая их на комплектующие. К этому времени окреп и структурировался весь читинский автоугонный бизнес: старые простенькие автомобили независимо от их возраста и марки перекупщики принимали у "крадунов" по твердой таксе — 100 тыс. рублей за штуку. Новые крутые джипы типа Toyota Land Cruiser угонялись строго "под возврат": они передавались обратно хозяину после выплаты им вознаграждения. В этом случае доля угонщика возрастала.

Свой последний, пятый, срок Гнездилов получил в конце 2004 года. На этот раз с приговором районного суда — 3,5 года колонии — он почему-то не согласился и стал писать кассационные жалобы. Разбирательство его дела в судебных инстанциях затянулось, и арестант в течение всего этого времени оставался в центральном читинском СИЗО. 20 декабря 2006 года на тот же читинский централ, как говорят зэки, "заехал Ходор" — именитого заключенного перевели из Краснокаменской колонии в СИЗО, чтобы он мог ознакомиться с материалами второго возбужденного против него уголовного дела.

Примерно в то же время в обычной 15-местной камере, расположенной на четвертом этаже так называемого старого корпуса централа, открылась дверь — надзиратель, оглядев сидельцев, произнес: "Осужденный Гнездилов! На выход без вещей".

— Сотрудник привел меня в оперчасть, где уже сидели два полковника в зеленой фэсэиновской форме, которых я раньше никогда не видел,— рассказывает Игорь.— Они разрешили мне закурить и затеяли такой типа откровенный разговор ни о чем: спросили про мое образование, за что сижу, с кем общаюсь и все в таком же духе. В общем, как ты сейчас, только они ничего при этом не записывали. Про Ходорковского вообще ни одного слова сказано не было, поэтому я после этого разговора даже предположить не мог, что меня готовят в соседи к Михаилу Борисовичу.

ЗНАКОМСТВО НЕ СТОИТ НАЧИНАТЬ С КОНФЛИКТОВ
7 февраля 2007 года за осужденным Гнездиловым снова пришел надзиратель и потребовал, чтобы зэк вышел, но на этот раз уже с вещами.

— Вели молча какими-то внутренними коридорами, в которых один я наверняка бы заблудился,— говорит Игорь.— Только оказавшись возле окна и увидев свой бывший корпус напротив, я сообразил, что нахожусь на третьем этаже нового здания, которое обитатели централа называют спецпродолом (спецкоридором.— С. Д.).

Третий этаж нового корпуса СИЗО, как считают зэки, был отремонтирован и переоборудован администрацией специально к приезду Михаила Ходорковского. Из этого помещения сделали как бы тюрьму в тюрьме: половину из 15 расположенных на этаже камер переоборудовали в кабинеты для встреч заключенных с адвокатами и следователями, сделали на этаже душевые кабины, посадили в коридоре круглосуточную охрану и организовали отдельный переход из спецпродола в прогулочный дворик. Сидельцев спецблока водят на прогулку первыми, а на помывку — отдельно, чтобы они никак не пересекались с другими подследственными централа. На их ежедневной утренней проверке, как утверждают зэки, всегда лично присутствует "хозяин" — начальник СИЗО.

Перед тем как завести нового соседа в камеру к Ходорковскому, его заставили полностью раздеться и обыскали, прощупав каждый шов в одежде.

— Камера, в которую меня привели, оказалась шестиместной,— рассказывает Игорь.— Из имущества в ней были только три двухъярусные кровати-шконки, расположенные вдоль стен, стол посередине, телевизор и небольшой стол-тумба для продуктов и посуды. Занятым из шести мест было только одно — верхнее на кровати, стоявшей у входа. Там сидел мужчина, которого я раньше не знал. Поздоровавшись с ним, я в соответствии с нашими обычаями спросил, какое место можно занять. Он ответил что-то вроде того, что из пяти свободных я могу выбрать любое, которое понравится. Я занял койку у окна.

— Как вы представились друг другу?
— Я — Игорем, а он — Михаилом Борисовичем.
— Насколько я знаю, в местах заключения отчества не приняты.
— Авторитетных людей иногда называют без имени, просто по отчеству: Иваныч, Петрович.

— В тюремной иерархии твой статус, как мне кажется, выше: ты человек опытный, авторитетный, пять ходок за плечами и все по уважаемой "воровской" статье. Ходорковский же, несмотря на все его заслуги, всего лишь "мужик" и "первоходок". Тебя не задело, что он с первых же минут знакомства фактически потребовал к себе особого, уважительного отношения?
— Ну, во-первых, авторитета у меня особого тоже никогда не было. В лагерях я оставался "мужиком", поскольку зарабатывал на жизнь руками: на воле я курочил машины, а в зоне обычно ремонтировал их. А во-вторых, с единственным соседом по камере, с которым предстоит провести вместе много времени, не стоит начинать знакомство с конфликтов. Потом я убедился, что поступил правильно, согласившись на его условия,— мы свыклись друг с другом и сошлись характерами

— Может, вы и на "вы" друг друга называли?
— Да, только так. Однажды я попробовал перейти с ним на "ты", но сразу натолкнулся на такой стальной взгляд, что оставил попытки. Михаил Борисович объяснил мне, что на "вы" он обращается всегда и ко всем, выказывая таким образом уважение к человеку, так, мол, его воспитали, менять привычки в тюрьме он не собирается. Михаил Борисович так себя поставил, что даже сотрудники всегда называли его на "вы" и по имени и отчеству.