Уход

Мир становится скучнее.

Сообщение о смерти человека, при жизни ставшего символом реформ: умер Егор Гайдар. На многочисленных сайтах Рунета – бурное обсуждение. Кончилась целая эпоха. Как-то незаметно утекла между пальцами, деформировалось во что совсем иное, не то, что хотелось, не то, что задумывалось, не то, что мечталось.

Планида умирающих политиков: их смерть всегда вызывает множество негатива. Всегда найдутся анонимные люди в серой толпе, спешащие плюнуть даже в крышку гроба. Вернее, не гроба, к гробу их никто не подпусти. В никуда, в пространство, в бесформенную массу социальной энтропии, в которой всегда предъявят претензии. Особенно – реформаторам.

Гайдар, взявший на себя жутковатый труд демонтажа лагерной системы, для многих жителей нашей страны, к сожалению, останется, виноват во всем. В национальной вороватости и отсутствии морали, в лени и неумении работать, в собственных личных неурядицах и проблемах. Второе такое имя-символ разве что у Чубайса.

Хотя в чем вина – непонятно.

Помню несколько лет назад сообщение о смерти Ельцина. Молодая коллега в редакционной курилке выразилась что-то на тему «туда ему и дорога». А на вопрос, почему же так беспощадно и мерзко, ответила, пожав плечами: «У меня к этой смерти неоднозначное отношение»… Помню, тогда это взбесило жутко и пришлось ответить: «Знаешь, милочка, проблема лишь в том, что у смерти ко всем отношение однозначное». И любая смерть – потеря для мира, который остается. Праведников и грешников, гениев и алкоголиков. И, как это ни кощунственно звучит, когда умер Гитлер – умер не только мерзавец, окунувший мир в ад, но и несостоявшийся в нем художник. Каким он мог быть – эта вероятность тоже умерла.

Каким был бы российский мир по той вероятности, которая была заложена в первых российских реформах? Конечно, гадать сегодня глупо и безнадежно. Но ясно, что это планировался мир, где свобода предпринимательства дает шанс каждому сделать свою жизнь, где государство не влезает в эту жизнь сверх надобности, где на развалинах советской экономической системы возникает фундамент новой России – России прорыва в свободное существование. Олицетворенная мечта российского либерала, выношенная двухсотлетним бременем почти всех сколь либо мыслящих людей в этой стране. Со своими перекосами, наивностью и полным равнением на Запад. С мыслью, что окно в Европу, заложенное аж триста лет назад, пора превращать в полноценную дверь, и перестать делать вид, что русские – не европейцы, не Запад.

Понятно, что это только идеализированная выжимка из всего того, что происходило в стране в 1991-1992 годах. Тем более понятно, что не случилось. Как не случилось продолжения 1860-1870-х. Тогда случилось 1 марта 1881 года, парламентский манифест остался неподписанным, а не смену двадцатилетней эпохи реформ пришла эпоха Александра III. Да, в эту эпоху Россия выглядела сильной, монолитной и бурно развивающей. Да, в эту эпоху прозвучала фраза, которая кажется псевдопатриотам такой «крутой», но на самом деле похожая на приговор: «У России есть лишь два союзника – ее армия и флот». А закончилось все Ходынкой, убийством Столыпина, бешеным кликушей и толпами пьяных дезертиров.

Прямой аналогии тут нет. Это не значит, что нынешняя ситуация повторяет с точностью до слез. Но это, по крайней мере, напоминает: не стоит быстро отрекаться от своих реформаторов и предавать анафеме их уходящие имена.