Священство: в чём привилегии?

Текст: Фёдор Куренков

«Простой народ ещё держится кое-как Русским Богом;
но Русский Бог,
по последним сведениям, весьма неблагонадёжен…»
«Сам Русский Бог помогает!»
Ф. М. Достоевский «Бесы».

Петру Верховенскому в его делишках действительно помогал некий «русский бог», как в Германии «немецкий бог» может помогать какому-то Herr`у, а во Франции почтенному monsieur`у его «французский бог». Для каждого из этих господ его бог предстаёт в близком и знакомом для них виде. Верховенский не оригинален, а в данном случае грубо тривиален, приписывая «своему» богу типичные для себя пороки.

Мне кажется, что, даже находясь в Церкви, люди молятся разным «богам». У кого-то запазушкой действительно припрятан для личного «употребления» свой «русский бог», видом похожий на русского мужичка; хитроватого, ухватистого, «себе на уме», говорящего одно, делающего – другое, а думающего и вовсе пятое. Подмигивающий, выгадывающий, крепкий «задним умом», «любящий и ценящий копейку». Что ж, кому-то милее такой «спаситель». Верить в такого можно, а вот оставить ради такого: «…дом, или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли» (Евангелие от Матфея. 19, 29) вряд ли. А уж идти ради такого на муки и смерть – увольте.

Недавно, пытаясь опубликовать в березниковских газетах свою статью о бедности и богатстве в Церкви, я вдруг понял одну вещь, которая меня неприятно поразила. Оказывается, для большинства людей, Церковь была и остаётся совершенно неизведанным пространством, terra incognita, «вещью в себе». Но неприятность, по большей части, не в этом. В конце концов, Церковь обладает тайной бытия, а любая тайна укрывается от беспардонного профана покрывалом. Беда в ином. Реакция людей на рассказ о внутрицерковных проблемах, по моему мнению, – неадекватная: от малодушия до брезгливости. Так могут реагировать на предложение посмотреть в окно общественной бани; все прекрасно знают, что ничего нового там не увидят, но смотреть стыдно и неудобно. Просто срам! Или иная реакция: «Это ваши внутренние поповские проблемы, и не наше дело – в них разбираться!».

И само духовенство неустанно и трудолюбиво покрывает молчанием и тайной всё, что происходит за алтарной завесой.

Позиция, мягко говоря, страусиная, т.к. Сам Господь Иисус Христос, определяя будущий статус Церкви, уподобил её городу, стоящему на вершине горы, который «не может укрыться». А христиан назвал «солью земли». Наличие, или отсутствие соли в пище обнаруживается, если не сразу, то довольно скоро, ибо она – иная. Вкус, роль и предназначение соли делают её заметной и выдающейся. Такая же участь уготована христианам, среди которых «солью соли» (простите за тавтологию) должно быть духовенство. Священник – это публичный человек. Он – духовный лидер, авангард и пример. «Подчиненный народ большей частью привык смотреть на поведение своих начальников, как на некоторый образец, и подражать им. Нельзя, нельзя священникам скрыть свои недостатки; и малые из них скоро делаются известными» (слова Иоанна Златоуста из его работы «О священстве» я ещё не раз буду приводить в качестве подтверждения). И не достойно священного сана мимикрировать под среду.

Ряса даёт не только право, но и обязанность вести публичную проповедь, - и не только громогласную, но и молчаливую - всей своей жизнью. Церковь, как структура, обязана быть прозрачной. Её жизнь, как внутренняя, так и внешняя, должна быть лишена теневых сторон, скрытых от людских глаз. Сила Церкви в её полной искренности и максимальной открытости. Тут не место тайнам, их упразднил Сам Христос: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы… Посему, что вы сказали в темноте, то услышится в свете, и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях» (Евангелие от Луки. 8, 17; 12, 3). Из своей вероучительной доктрины Церковь, разумеется, тайны никакой не делает - «по всей земле прошёл голос их, и до пределов вселенной слова их» (Псалмы. 18, 50). Евангелие проповедано по всей земле и уже почти всем народам. Векторы своей внешней и внутренней политики РПЦ во главе с патриархом Кириллом демонстрирует во всех СМИ. Материалы всех прошедших за последние годы Архиерейских Соборов доступны каждому желающему. Документ под названием «Социальная концепция Русской Православной Церкви», принятый на Архиерейском Соборе 2000 года, издан и пущен в свободную продажу. Казалось бы, всё предельно открыто, чего ж ещё желать? Но, определяя своё отношение к Церкви, обыватель (он может быть и «сочувствующим», и верующим, и прихожанином) ориентируется не на решения Соборов и хартии, а на близстоящую церковь и на пару- тройку попов, которые в ней служат, и которых он лично знает.

А ещё на слухи, которыми, как известно, земля полнится. Во избежание слухов дурных, для исключения кривотолков и сплетен Церковь не должна иметь таких углов, куда даже хорошая хозяйка не заглядывает. Мусор должен выгребаться вовремя и на свету, а не в темное время суток. Как это ни парадоксально звучит, но Церковь – это то заведение, которое просто обязано вытаскивать своё «грязное бельё» и демонстрировать его миру с покаянием и слезами. Только таким образом Церковь может в глазах народа остаться чистой и непорочной, несмотря на порочность своих пастырей. Только тогда мы сможем избежать презрительного отзыва: «У них там, в церкви, вообще неизвестно, что твориться – лучше не соваться». А пока, «духовные чада» и прихожане, по милости своих пастырей и «отцов», вынуждены воспитывать в себе «оруэлловское» «двоемыслие», «стараясь не замечать» их срама, открывшегося после потери «фигового листочка». И покрывает позором рясы и бороды «насмешка горькая обманутого сына над промотавшимся отцом».

Хочу привести один пример из жизни апостола Павла. В своём первом послании к христианской общине в Коринфе, которую он сам и основал, апостол с возмущением упрекает их за то, что в их среде «появилось блудодеяние, и притом такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников, что некто вместо жены имеет жену отца своего» (инцест, проще говоря) (5, 1). Апостол возмущён тем, что они до сей поры не удалили лиходея из своей среды и не прекратили общения с ним: «Но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остаётся блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницей, или хищником; с таким даже и не есть вместе» (5, 11).

Необходима небольшая географическая справка. Город Коринф находится на перешейке, соединяющем Грецию с Пелопоннесским полуостровом. Апостол Павел, когда ему принесли весть о положении дел в коринфской общине, находился в городе Эфес, находящемся на восточном побережье Эгейского моря (сейчас территория Турции). Между городами - море и тысячи километров по суше. Учитывая, что это первый век от Рождества Христова, известие могло идти до адресата месяцы, и вряд ли с грифом «совершенно секретно». Скорее всего, сотни людей были посвящены в столь щекотливую ситуацию. Апостол Павел, написав ответ в виде послания, тоже, разумеется, воспользовался не телеграфом, а послал своего ученика на корабле через Эгейское море. Плавание длилось не одну неделю. Возможно, что кто-то из коринфской общины и понимал весь позор происшедшего и исполнялся горечью оттого, что все подробности «вытряхнуты» на всеобщее обозрение, но уж на то была воля Божья.

«Послание к коринфянам» вошло в состав Нового Завета и его прочли за 2000 тысячи лет – страшно подумать сколько людей! – верующих и атеистов, настроенных к христианству лояльно и откровенных его врагов. Кстати, это лишь один из многих примеров нестроений в христианских общинах, зафиксированных в Деяниях апостольских и в соборных посланиях.

Священство несёт на себе бремя пастырства и учительства. По сути являясь духовной элитой, оно должно являть мудрость и обладать «внутренним зрением». Здесь вполне можно помянуть слова Христа: «светильник для тела есть око…» (Евангелие от Матфея. 6, 23). Если вся Церковь – это Тело Христово (1 Кор. 12, 12-27), то головой и глазами в этом «теле», конечно же, являются священнослужители, долженствующие идти «впереди овец» и не быть «слепыми, ведущими слепых». «И если око твоё будет чисто, то всё тело твоё будет светло. Если же око твоё будет худо, то всё тело твоё будет тёмно». Как говорится: «каков поп, таков приход» (простите за грубую тривиальность). Что же представляет собой наше «духовное око», наше родное духовенство местечкового разлива?

Весьма прискорбно, но всё чаще и чаще оно становится «притчей во языцех», причиной «покивания главы в людях». И тривиальное пьянство в духовной среде отнюдь не самый страшный недуг, ибо в русском народе пьянство и за грех-то не почитается. Гораздо сильнее и хлёстче обескураживают: грубость, жадность, хитрость, стяжание, сребролюбие, властолюбие. Личные ли это пороки отдельных батюшек, или это уже царящий в Церкви дух, возведённый в ранг традиции? Всеми силами духовенство доказывает миру, что оно «от мира сего», и уже не надо бояться «человека с крестом», потому что – это «наш человек». Уже никого не удивляет и не настораживает священник-«латифундист», «владеющий» несколькими приходами, появляясь на каждом лишь раз в месяц для сбора дани. Опустошая до дна все церковные кружки и кассу, он увозит весь этот «неучтённый нал» в одному ему ведомые закрома. Не вызывают возмущения барские особняки о двух и трёх этажах, принадлежащие батюшке и его семейству, нажитые, видимо, «непосильными духовными трудами». А уж современные иномарки наших епархиальных «мандаринов» - своеобразный дресс-код.

В 1999 году я, отслужив год в священном сане, впервые побывал на общеепархиальном собрании духовенства и получил своё первое негативное откровение, которое стало первой тротиловой шашечкой в стене моего доверия к духовенству. Вся площадка перед кафедральным собором и территория перед зданием епархиального управления были запружены машинами. Преимущество, конечно, было у иномарок. Я, добравшийся до Перми на рейсовом автобусе, а потом – трамваем до нужной остановки, грешным делом подумал: «воровская сходка» (всё-таки кончались «дикие 90-е»), но, быстро осознав весь абсурд предположения, уже совершенно уверенно уточнил: «отпевают мафиозника» (в то время такие картины стали довольно частыми). Я не сразу разобрался, что на всех этих авто прибыли мои братья-священники, и, кстати, даже те, которые служат в черте города. С течением времени от моей наивности и идеализма не осталось и следа. Я понял, что духовенство вообще не любит топтать грешную землю и раздражать людской поток своим чёрным одеянием. Особенно пешие прогулки противопоказаны настоятелям и благочинным. Так в моём сознании рухнул стереотип, что священник должен быть бедным.

Впрочем, в сознании общественном, силами тружеников кадила, упорно продолжает сеяться убеждение, что Русская Православная Церковь Московского Патриархата очень бедна, а в месте с ней бедны и её верные служители, а поэтому весь мир у них в долгу. С миру по копейке, попу - иномарка. Один батюшка добился в школе для своих детей бесплатного питания, как из семьи малообеспеченных. Как видно, именно эта экономия позволяет ему каждый год с семьёй посещать Иерусалим. Главное – поставить цель, а уж ради неё уместны и длиннющие церковные прейскуранты, в которых скрупулёзно учтено каждое телодвижение священника; и цены за Таинства (плевать, что это нарушение всех канонов).

В церкви отчего-то с лёгкостью необыкновенной относятся к чужим деньгам, не гнушаясь встать в очередь желающих вытряхнуть из кармана соотечественника сумму помассивнее, даже в самые тяжёлые и скорбные моменты его жизни. Обратимся к заупокойным обрядам (наше милосердие в первую очередь должно быть явлено в горе человеческом – друзья познаются в беде; посмотрим насколько наша церковь и духовенство способны на дружеское участие и последнее утешение). Похороны всегда были хорошим поводом ощутить иллюзорность существования и содержимого кошелька. Я до сей поры не могу понять; почему обряд отпевания имеет один из самых высоких тарифов (после венчания) – 1700 рублей? Тем, что там присутствует хор? Но, каждый член хора аккуратно получает заработную плату. К тому же цифра внесённой оплаты не меняется от того, если из хора присутствует всего один человек, или вовсе никого нет, и батюшке приходится голосить одному.

Можно было оправдать длительностью службы (в полном варианте заупокойное последование действительно длинно), но наши батюшки оставили от неё менее половины, укладываясь в полчаса. И совсем уж невозможно объяснить нормальной логикой факт; сколько бы гробов не было в церкви: один, или шесть – с каждого аккуратно взимают полную стоимость. Ведь служба от этого не меняется, только в прошении вместо одного имени священник назовёт шесть, но это невеликий труд, согласитесь. В данном случае сумма в 1700 должна быть разделена на шесть, поровну между всеми клиентами (простите за «канцелярщину»). Объяснить этот факт можно лишь желанием большей наживы, алчностью духовенства. Поистине - «сам русский бог помогает».

«Посему душа священника должна со всех сторон блистать красотой, дабы она могла и радовать и просвещать души взирающих на него. Грехи людей незначительных губят одних только согрешающих; а грехи человека значительного и многим известного, наносят всем общий вред, делая падших более нерадивыми о добрых подвигах. Проступки простолюдинов, хотя бы и обнаружились, никому не наносят значительной беды; а проступки, стоящих на высоте священнического достоинства, у всех на виду» (Иоанн Златоуст, «О священстве»).

Отчего же всё-таки «народ безмолвствует» даже в тех случаях, когда видит вопиющую к небесам несправедливость? Потому, что просто не знают: а как должно быть. Подспудно все, конечно, чувствуют, что в церкви, как в Божьем доме, всё должно быть устроено несколько иначе, чем в ЖЭКе. Мне самому не раз приходилось выслушивать от посторонних людей упрёки в недостойном моему священному сану поведении (каюсь, они были совершенно справедливые). Но почему же молчание царит в среде прихожан, которые видят значительно больше (так как просто проводят больше времени в церкви), и христианское сознание у них на более высоком уровне? Складывается такое ощущение, что всех приходящих в церковь начинают воспитывать в духе «молчания». Любое слово несогласия расценивается, как проявление гордыни, а то и вообще еретизма. Церковь, как структура, возведена в ранг «священной коровы» и объявляется неподсудной и неприкосновенной, а священник, всегда, как жена Цезаря – вне подозрений. Пусть попробует кто-нибудь выразить своё недоумение и уж тем паче - сделать замечание. Вряд ли он дождётся смиренного христианского поклона и обстоятельного ответа.

Несколько лет назад я посетил один известный пермский монастырь, в то время находящийся в стадии восстановления и строительства. Меня удивили, значительно завышенные (по сравнению с другими церковными лавками) цены на товары и требы. Я осведомился об этом у женщины, что вела торг. Ответ был исполнен обиды и недоумения: «Мы ведь строимся!» Удивительно, как в наших православных головах без ущерба для психики, уживаются диаметрально противоположные взгляды и стремления; евангельское – «не заботьтесь о завтрашнем дне…», и мещанское, «рыночное» - «взять сегодня, - сколько можно».

А ведь Господь предупреждал о последствиях такого духовного релятивизма: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Евангелие от Матфея. 6, 24). Во время оно, когда я только начинал священническую деятельность и осваивал должность настоятеля на деревенском приходе, священники, имевшие уже солидный опыт службы и заматеревшие в годах своих, давали мне «мудрые» советы по ведению финансовой деятельности. Ещё одним «откровением» для меня стало знание о «тройной бухгалтерии» и «чёрных» книгах, чтобы утаивать деньги не только от государства и налоговых органов, но и от своего епископа. На моё изумление и робкое упоминание о христианской совести, они лишь пожали плечами и равнодушно обронили, что «все священники делают «это». Самое интересное, что они меня убедили, и я действительно первое время «это» делал.

Сейчас я могу квалифицировать их откровения, как моё духовное растление. Неконтролируемые финансовые потоки в каждом регионе, на каждом приходе индивидуальны; где-то денежные поступления и пожертвования текут полноводной рекой, а где-то скудным ручейком. К сожалению, на нравственную составляющую священника это не влияет. Алчный блеск в глазах загорается от полной бесконтрольности и доступности этого денежного потока. Если никто не проверит, значит - всё можно, а раз всё можно – то ни за что не стыдно. И виноваты в поражении наших пастырей «золотой лихорадкой» не только они сами, но и прихожане – их малодушная индифферентность к происходящему в церкви. Это в свою очередь зависит от отсутствия общинного христианского духа. Церковное сообщество состоит из одиночек, в индивидуальном порядке занимающихся «удовлетворением своих духовных потребностей». Прихожане составляют аморфную массу, и их волевого вектора хватает лишь на решение о своевременной исповеди и причастии. Свои обязанности, как членов прихода, они ограничили вычитыванием канонов перед причастием и обязательным «достаиванием до целования креста». А о правах и не спрашивайте. Какие у прихожанина права? У церковной мыши их больше.

А права есть. И первое из них - знать ВСЁ. Всё, чем живёт их церковь. Должна быть прозрачна вся финансовая и бухгалтерская деятельность. И именно это стремление к прозрачности заложено в Приходском Уставе Русской Православной Церкви, где сказано, что каждый приход должен иметь активную «десятку» и ревизионную комиссию. «Их преподобиям» надо будет смириться с тем, что очень многие стороны их жизни станут достоянием, по крайней мере, прихожан. И первое, что имеют право знать ВСЕ (именно так - ВСЕ) прихожане: а, сколько имеет в месяц их приходской священник? Ведь он живёт на ИХ средства, это ОНИ принесли ему в церковь средства для пропитания, это благодаря ИМ живёт он и его семья, а его дети имеют возможность учиться в «хороших» учебных заведениях. И поэтому обманывать и вводить в заблуждение, того, кто тебя кормит, со стороны Его преподобия не очень-то прилично. Все прихожане имеют право знать, что священник получает зарплату, и зачастую, превышающую их собственные доходы. Так же они должны знать, что ВСЕ Таинства они имеют право получить бесплатно, а священник может рассчитывать лишь на их добросердечие и христианскую совесть. Так же прихожане имеют право хотя бы знать почему того или иного священника переводят на другой приход: за какие именно прегрешения или заслуги. Не должно быть секрета в том, за что священник отстранен от службы или вообще запрещён, чтобы исключить любые домыслы и разногласия. Христианин также имеет право на активное участие в жизни Церкви, но в настоящий момент, это право он, видимо, должен отстаивать.

И очень скверно, что вокруг церковных проблем клубится мутный водоворот пересудов и сплетен, и редкий смельчак дерзнёт явить на свет всё, что скрыто и предать это публичному обсуждению. Во-первых, будет остановлен «этическими» соображениями (а наше ли это дело – церковные разборки?), во-вторых - здравым смыслом (да у них там сам чёрт ногу сломит), а в-третьих (самое главное) - страхом перед обвинениями во вмешательство во внутренние дела Церкви. Но Господь Иисус Христос «возлюбил Церковь и предал Себя за неё, чтобы представить её Себе славною Церковью, не имеющую пятна или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (К эфесянам. 5, 27). А коли непорочна, то и скрывать ей нечего, а значит и нет у неё «внутренних дел», которые нуждались бы в плотном покрове.

Произнося «Символ веры», мы не задумываемся над тем, что Церковь, кроме «святой и апостольской» названа ещё и «соборной», это значит, что миряне входят в состав Церкви на тех же основаниях, что и духовенство. Мы все – Тело Христово, а значит, каждый в ответе за других: «Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены» (Коринфянам. 12, 26). Мы все вкупе предстоим перед разверзающейся вечностью, ожидая и «чая» её. И благодать священства возлагает лишь груз забот и ответственности – бремя пастырства, а не привилегию - жить за счёт «пасомых».

«Нет власти у священника; нет прав у священника; есть только страшная и дивная, подлинно божественная привилегия - любить до смерти и смерти крестной» (митрополит Антоний Сурожский. «Пастырство»).