Не мы такие, жизнь такая

Текст: Илья Азар, Андрей Веселов, Виктор Дятликович

Главной интригой любых местных выборов (в том числе и предстоящих 13 марта) давно стал вопрос: проиграет ли где-то «Единая Россия»? Победитель Голиафа получает свои пять минут славы и восхищения, но мало кто задается вопросом, что происходит с героем потом. Между тем для выигравших оппозиционеров есть лишь три сценария: вступление в «Единую Россию», тюрьма или нищенское существование без шансов на переизбрание. Финансовая и политическая система страны устроена таким образом, что местные выборы — лишь барометр общественного настроения, а отнюдь не возможность сменить власть даже в одном отдельно взятом районе или городе. Ведь со временем она все равно возвращается в руки «Единой России». «РР» проследил эту тенденцию на примере тех городов, где оппозиция в последние годы одержала громкую, но, как теперь выясняется, бесполезную победу.

Сразу после выборов, 22 апреля, мы устроили субботник. Раньше он назывался коммунистическим. И как вы думаете, кто вышел на этот «коммунистический» субботник?

— Судя по всему, единороссы?

— Вот именно! А остальные уже привыкли только требовать: а дайте нам то, а дайте на это! И все. А для меня очень важно людей заставить не митинговать на улицах, а заниматься созиданием. Шишек, конечно, получаешь много, — мэр Иркутска Виктор Кондрашов, как может, пытается объяснить нам события прошедшего дня. Видно, что для него это важно: уже почти полночь, он едет в аэропорт, но объясниться все же надо — утром он прилетел в Москву беспартийным, а улетает с членским билетом «Единой России».

А ведь всего год назад его победу на выборах мэра Иркутска называли «Ватерлоо партии власти». Пощечину сильнее трудно представить: в полумиллионном Иркутске бизнесмен, шедший на выборы под флагом КПРФ, набрал 63% голосов. В тот же день на выборах в Усть-Илимске победил представитель «Справедливой России» Владимир Ташкинов. Это оказалось только началом, через полгода единороссы разгромно проиграли выборы мэра Братска и уступили коммунистам 11 из 15 мест в гордуме Ангарска.

Но вот прошел год. Виктор Кондрашов и Владимир Ташкинов теперь единороссы, мэр Братска Александр Серов — в СИЗО по подозрению в получении взятки, а мэром Ангарска «коммунистическая» дума избрала… единоросса Владимира Жукова, пусть и пребывавшего в опале в собственной партии.

По похожему сценарию события после громких выборов развиваются не только в Иркутской области. А значит, оппозиционеры не побеждают, они вытаскивают билет с тестом на конформизм. Нонконформистами оказываются единицы (см. справку на стр. 28). Как так получается? Почему события, которые на первый взгляд кажутся чуть ли не революционными, очень быстро теряют весь свой революционный лоск и политическая жизнь возвращается в привычную колею с доминантой в лице «Единой России» и статистами из «системной оппозиции»?

Разгадка оказывается несложной. Все решают деньги и кадровая слабость оппозиционных партий. Когда мы говорим о деньгах, речь, конечно, не идет о примитивной «перекупке» оппозиционеров конвертами с купюрами. Никому в «Единой России» не нужно заниматься противозаконными действиями, ведь сами российские законы, регулирующие взаимоотношения разных уровней власти, написаны так, что в какой-то момент оппозиционер-победи­тель понимает: эффективно руководить городом или поселком без сотрудничества с партией власти решительно невозможно.

КАК «ПОКУПАЕТСЯ» ОППОЗИЦИЯ
— Кондрашов однажды не поехал на заседание президиума партии, когда рассматривался партийный проект «Новые дороги городов России». Мы тогда деньги Иркутска попридержали, дождались его приезда. Я ему сказал: «Витя, ты сошел с ума, тебя на вилы поднимут, твой рейтинг упадет на 30%, если мы объявим, что из-за тебя город недополучил 560 миллионов. — Лидер иркутского областного отделения «Единой России» Александр Битаров откровенно рассказывает, как «перековывался» мэр Иркутска.

В Усть-Илимске мэру Ташкинову пообещали 278 миллионов по программе моногородов, и он сразу забыл про «Справедливую Россию».

— А ведь раньше Усть-Илимск и не рассматривали по этой программе. Но так как нам было необходимо, вопрос пролоббировали, — легко признается в партийном шантаже Битаров. — А Жуков (новый мэр Ангарска) уже обращается ко мне с просьбами. И это не губернатор, а я организовываю ему встречу с областным прокурором, чтобы навести мосты. Это я прошу профильных министров поискать дополнительные средства для Ангарска.

«Подкуп» оппозиционных территорий придуман не российскими властями.

— В Австро-Венгерской империи Вена пыталась погасить недовольство национальных окраин через предоставление им налоговых льгот, создание там дополнительных рабочих мест, строительство новых веток железных дорог, — приводит исторические параллели профессор Российской экономической школы Владимир Попов.

Разница только в том, что там приходилось «подкупать» целый регион, а в нашем случае нужно договориться с одним человеком. И слова лидера иркутских единороссов Александра Битарова отнюдь не бахвальство. Они просто иллюстрируют систему, сложившуюся с местным само­управлением. Любая местная власть в России финансово зависит от вышестоящей: город — от района, район — от области, область — от федерального центра.

— И муниципальные образования зависят от трансфертов из регионального бюджета гораздо больше, чем сам регион — от Москвы, — уверяет заместитель директора Центра фискальной политики Александр Дерюгин.

Начало 1990-х было временем финансовой децентрализации, когда регионы получали и полномочия, и огромную долю собираемых налогов. В тот период политическая лояльность регионов тоже покупалась, но принципиально иным способом. Лояльный регион получал право перечислять меньше денег в федеральный бюджет.

— Мы тогда провели исследование, которое показало: каждый дополнительный процент голосов, отданных в данном регионе за Ельцина во втором туре президентских выборов 1996 года, оборачивался уменьшением чис­тых трансфертов в центр где-то на 15–22 рубля на одного жителя в год, — рассказывает «РР» Владимир Попов.

Но с конца 1990-х федеральный центр постепенно возвращал себе рычаги контроля над регионами, в том числе над финансами. Политолог, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Владимир Гельман говорит, что, по сути, мы повторили конфликт между министерствами времен земской политики конца XIX — начала XX века:

— Министерство финансов как тогда, при Вышнеградском и Витте, так и при Кудрине выступало за жесткую централизацию бюджетных потоков и минимизацию местного налогообложения, а царское Министерство внутренних дел — в нашем случае администрация президента — ратовало за экономическую автономию муниципалитетов. В современной России победил Кудрин.

Поворотным пунктом этой истории стало принятие в 2003 году закона о местном самоуправлении, который резко снизил количество и ставки местных налогов. В итоге уже через два года доля собственных доходов в местных бюджетах не превышала 3,9%, тогда как в 1999-м она составляла 27,6%. Финансово самостоятельным остался в среднем только один из пятидесяти муниципалитетов.

А теперь попробуйте поуправлять городом, если вы зарабатываете 4 из 100 необходимых вам рублей, а остальное получаете в виде дотаций и субсидий, которые формально распределяются по утвержденным в Москве нормативам, а реально — в зависимости от доброй воли федеральных и региональных властей.

То есть какие-то деньги городу выделить обязаны в рамках выравнивания бюджетной обеспеченности, это записано в Бюджетном кодексе. Но сверх того мэр-оппозиционер не получит ничего. А именно это «сверх» зачастую формирует отношение к нему горожан.

— Мне не нравится формулировка «не было денег», — снова объясняет Виктор Кондрашов свой дрейф в «Единую Россию». — Они были. Все, что положено по закону, мне платили: не могут не платить, к какой бы партии я ни принадлежал, потому что это — закон. Разговор о другом. Что делать, если ты хочешь чего-то большего, какого-то прогресса, если хочешь расширить «границы»? Вот я дал горожанам обещание: построю больницу, перинатальный центр. Но этих денег в бюджете нет, перечислять их мне никто не обязан. И я выбираю. Первый вариант: я поднимаю людей, начинаю митинговать. Чего я добиваюсь? Озлобления, раздражения, а результат — ноль. А у меня цель есть — созидать. Это и есть второй вариант — договариваться.

А что такое жизнь строго в рамках выплат «по закону», знают в городе Шахунья Нижегородской области.

КАК ЖИТЬ БЕЗ ДЕНЕГ
— Про наш город власти района шутят: «Мы им не помогаем, а они все еще держатся. Давайте хоть звание города-героя им дадим», — рассказывает глава шахунской городской администрации, он же «сити-менеджер», Юрий Фалалеев. На его столе лежит городской бюджет — совсем тонкий, с десяток страниц, потому что ни особых доходов, ни особых расходов там не зафиксировано.

— Смотрите, — листает он документ, — у нас бюджет 29 миллионов. Из них почти девять мы тратим на содержание Дворца культуры — минимум, иначе он просто рухнет. Район нам в этом не помогает. Еще пять — на спортклуб «Надежда». На оставшиеся деньги мы должны содержать дороги, коммуналку и все остальное. Вот и считайте. У меня есть должность и кабинет, но нет финансовых полномочий.

На всю страну Шахунья прогремела после мартовских муниципальных выборов 2010 года. Тогда в 15 из 16 городских округов победили кандидаты, прошедшие по спискам КПРФ. Если пересчитать места на проценты, победа получится оглушительной — 93,75%. О ее причинах разговор особый, но результаты выборов сильно поссорили город с районом.

Район и город — это два уровня муниципальной власти. Кстати, по закону, то есть в наших условиях «теоретически», город не должен подчиняться районным властям, районы должны ведать лишь межпоселенными территориями. Но на практике воспроизводящие советскую структуру управления районные власти как вышестоящие над городскими сохранились: это удобно региональному начальству.

Шахунский район получает значительные дотации из области: 383 млн рублей при собственных доходах в 246 млн рублей. Городу — районному центру — из тех же источников перепадает 537 тысяч. Район может через программы софинансирования помочь городу. Но может и не помочь. Все зависит лишь от личного расположения его главы. Действующий глава района Александр Курдин новые власти Шахуньи, мягко говоря, не жалует. У него с ними имущественная война — спорят из-за котельной.

В городе нет газа. Это очень злит местных. «Как так? — говорят они. — На Украину, во Францию, в Германию газ продают, а до Шахуньи “Газпром” добраться все никак не может».

— Вы там, в Москве, все про нанотехнологии, про какую-то модернизацию, еще черт знает про что, а у нас топят котельные довоенного года выпуска, — жалуется продавщица Ирина. — И толку мало.

Толку и правда мало. В гостинице температура не поднимается выше +14, в кабинете градоначальника холодно, его оппоненты из местного отделения «Единой России» в своей штаб-квартире проводят рабочие совещания в куртках.

По закону о местном самоуправлении котельные должны принадлежать городу. Закон принят в 2003 году, но котельные почему-то до сих пор на балансе района. Отдавать их районные власти не торопятся. Во-первых, они сомне­ваются в компетентности новых городских управляющих. Во-вторых, район не хочет передавать котельные в самый разгар отопительного сезона. Это справедливо. Но с января 2006 года, когда закон о самоуправлении вступил в силу, отопительный сезон начинался уже пять раз.

Помимо котельных город пытается истребовать документы на дорожное хозяйство, предприятия ЖКХ, другие объекты. Но понимания не находит.

— Получив объекты, мы могли бы участвовать в федеральных программах поддержки, — разъясняет глава городской думы Дмитрий Яковлев. — Возьмем водоканал: обладай мы контролем над ним, могли бы претендовать на вхождение в федеральную программу по ремонту соответствующих сооружений. Вот и были бы деньги для города — из своего бюджета мы это, естественно, позволить не можем.

Есть в борьбе и конспирологическая составляющая. Власти города уверены, что глава района Курдин способствует дальнейшему функционированию предприятия-банкрота МУП «Шахуньяжилсервис» исключительно потому, что его исполнительным директором является его сын. А ведь после окончания процедуры банкротства транспорт МУП должен достаться городу. В свою очередь Курдин считает, что за городскими властями стоят «неназванные люди», в том числе некий «аферист международного масштаба Шереметьев». Их цель — завладеть имуществом и быстро распродать его. И пока длится конфликт, район городу не помогает.

Взрослые люди, депутаты горсовета Шахуньи, кроме официального бюджета приняли еще один — оптимальный. Это что-то вроде бюджета мечты, где расходная часть в полтора раза больше нынешней (см. справку в иллюстрациях).

— Это, конечно, не официальный документ, а просто наши «хотелки», — улыбается Дмитрий Яковлев. — Хотя такие деньги у нас появились бы, если бы в городе оставалось больше налогов.

Но для этого надо менять законы, в том числе федеральные. Однако…

— Передачи налогов с федерального на региональный и местный уровень сегодня совершенно точно не будет, — разбивает эти мечты Александр Дерюгин.

Для этого нет ни экономических, ни политических предпосылок. Так что для Яковлева и Фалалеева единственная возможность поправить положение — вступить в «Единую Россию», а уж через нее давить на «несознательного» главу района. Но тут руководство города проявляет удивительную принципиальность. Причем абсолютно не коммунистическую.

— После выборов к нам начали приходить различные функционеры, в том числе от «Единой России», — рассказывает Дмитрий Яковлев. — Они хотели понять, где «прокололись». Основным лейтмотивом наших разговоров было предложение вступить в партию. Для них это стало бы огромным достижением — с карты исчез бы очередной «красный значок». Тем более что, хоть на выборы я шел при поддержке КПРФ, с коммунистами я никакими обязательствами не связан, я даже в свое время не состоял в комсомоле. И я на самом деле готов вступить в «Единую Россию», но если четко пойму, что город от этого будет иметь. Мне же просто говорили: «У вас не будет проблем», — и ничего не конкретизировали. Ни о каких дотациях, кредитах, программах помощи речь не шла.

— А если бы предложили дотации, вступили бы в партию?

— Вступил бы. Я бы от этого не потерял никакую часть тела. И не перешел бы какую-то моральную черту. Я защищаю в первую очередь интересы города. Но городу они ничего не обещали. Когда я это понял, то поехал к коммунистам. Встречался с первым секретарем Нижегородского обкома КПРФ Николаем Рябовым. И понял: тут поддержки тоже не будет. Они получили свои «ордена» и «медали» за наш результат, доложились и успокоились…

Так и живет Шахунья с бюджетом в 29 миллионов. С бюджетом, в котором, видимо, от прошлой жизни остались строчки «новогодний фейерверк», «проводы зимы», «празднование Дня защитника отечества», но в конце каждой графы — 0 рублей и 0 копеек.

КАДРОВЫЙ ГОЛОД ОППОЗИЦИИ
Еще одна причина, по которой власть уплывает из рук оппозиции уже после выборов, — кадровый кризис. Когда председатель гордумы Шахуньи говорит «Я не связан никакими обязательствами с коммунистами», он почти дословно повторяет слова большинства «перебежчиков». Все дело в распространенной практике, когда под флагами коммунистов, «Справедливой России» или ЛДПР во власть идут люди, имеющие к этим партиям весьма опосредованное отношение. Потому что так выгодно.

— Интересно, зачем оппозиционные кандидаты вообще идут на выборы, понимая, что их ждет, что им в любом случае придется или демонстрировать лояльность «Единой России», или вступать в нее? — спрашиваю я Владимира Гельмана и получаю до некоторой степени неожиданный ответ.

— А вдруг это и есть их цель?

— Какая? Вступить в «Единую Россию»?

— К примеру. Или вернуться туда. В партии сильная конкуренция, кто-то ее не выдерживает. Но если на выборах центральный аппарат «Единой России» совершает ошибку — делает ставку на совершенно непопулярного действующего мэра, есть шанс этой ошибкой воспользоваться. В этом случае хорошей стратегией может стать противопоставление себя «Единой России». И люди идут на выборы как самовыдвиженцы или как представители оппозиционных партий.

Такой сценарий реализовывался не раз. В Смоленске в 2009 году «Единая Россия» сделала ставку на одиозную фигуру бизнесмена Валерия Разуваева. Предсказуемый итог — победа «самовыдвиженца» Эдуарда Качановского, незадолго до этого исключенного из партии власти… и через неделю после победы туда вернувшегося.

В Иркутске Виктор Кондрашов победил, по сути, потому, что «ЕР» сделала ставку на кандидатуру мэра Братска Сергея Серебренникова (выходцев из Братска в Иркутске традиционно недолюбливают). В Ангарске победе коммунистов способствовала несколько иррациональная ненависть горожан к бывшему мэру города Евгению Канухину, формировавшему тем не менее список «Единой России» на выборы. Из этого списка в Думу прошел один человек. А город возглавил единоросс Владимир Жуков, который предал огласке коррупционные схемы распределения муниципальных земель и жилья, за что едва не был исключен из партии.

Пытаясь найти причины победы коммунистов в Шахунье, политологи называли в основном массовые сокращения в РЖД (Шахунья — крупный железнодорожный узел. — «РР») накануне выборов и отключения воды. Но все объяснялось намного проще.

— Сократили тогда 300 человек. Что это такое для города с населением в 21 тысячу? А воду нам отключают регулярно, это вовсе не сюрприз, — объясняет «РР» Дмитрий Яковлев. — Да, было протестное голосование, верно. Но протест был против одного человека — бывшего главы района Владимира Смирнова. Он стоял у власти 15 лет. Это был очень авторитарный человек. Он уже умер, ну да бог ему судья…

Нелюбовь к Смирнову — это точка консенсуса и власть имущих, и простых горожан.

— Мы проиграли тогда из-за личной непопулярности Смирнова, — уверена заместитель секретаря местного отделения «Единой России» Юлия Козлова. — По этому вопросу даже назревал раскол в отделении. Мы во многом не соглашались со Смирновым, но были вынуждены его поддерживать, ведь он являлся членом нашей партии. Вот и получили такой результат.

А победили Яковлев и Фалалеев, которые, кстати, никакими оппозиционерами себя не считают. Они открыто признают, что пошли на выборы по спискам КПРФ по сугубо прагматичным соображениям: чтобы не собирать подписные листы. Фалалеев и вовсе до этого десять лет проработал в местной администрации — был заместителем руководителя города единоросса Кошелева.

— Если бы мы начали собирать подписи, то рычагов административного влияния на нас было бы намного больше, — рассуждает Яковлев. — Признание подписей под надуманным предлогом недействительными, например. Мы обратились за помощью к КПРФ, и они ответили нам согласием.

Таким согласием оппозиционные партии отвечают часто. Потому что понимают, что их собственные кандидаты менее популярны, менее влиятельны, не так богаты, в конце концов. Идейных людей мало. А неидейные, оказавшись частью системы, пытаются в нее по возможности безболезненно встроиться. Так оппозиция в итоге теряет власть. А сменившие партийные знамена победители пытаются найти достойное объяснение своей позиции.

— Допустим, вы на «Зарнице», — пытается найти аналогию Виктор Кондрашов. — Одни в синей форме, другие — в желтой, третьи — в красной. Вы бежите по лесу, «воюете», ну, и как бы считаетесь одной командой. Хотя команда большая, вас там 200 человек, все в синих футболках. Вы многих не знаете, а тут нужно вытащить машину из грязи. И вокруг куча народу. Вы к кому в первую очередь обращаетесь? Понятно, что к тем, кто в синей. Как бы уже априори назначена своя команда. Хотя на самом деле там могут быть подлецы, подонки, и они скажут: «Да пошел ты на фиг», — а красные, наоборот, начнут помогать. Вот так и здесь: если тебя не знают, тебя принимают по одежке…

— Или по партийному билету…

— Да, да, об этом я и говорю. А если тебя уже знают, то людям все равно, какая окраска. И мне приятно, потому что люди, которые за меня голосовали, — они же были протестно настроены, они входят в актив Коммунистической партии. Я встречался с ними там две недели назад и говорю: «Вы же понимаете, что я практически в противоположном лагере нахожусь политическом». Вас, говорю, это не волнует? Они говорят: «Нет». Это что? Это самосознание такое или что? Если говорят: нет, нам важнее, что ты на самом деле сделаешь для нас, а какая на тебе там майка — неважно. Я правильно объяснил? Вы поняли?

Немного сумбурно, конечно, но мы поняли. Тем более что было уже за полночь. Но мэр Иркутска не мог уйти, не удостоверившись, что убедил нас в правильности своего поступка. А убеждать нас в правильности всей системы функционирования местной власти в России — это ведь не его задача.