Стыдно быть прессой

Текст: Александр Наковальня

В мае произошли два разноплановых, разновеликих и, как оказалось, разнонаправленных события в профессиональной сфере – 3 мая объявлено о присуждении Премии Андрея Лучникова, а 13-14 мая в Березниках состоялся очередной фестиваль-конкурс «Журналистская весна».

Премия Андрея Лучникова, впервые с 2006 года не присуждена никому. Поскольку, по мнению учредителя премии, за год прошедший после предыдущего Дня независимой прессы, в прикамском информационном пространстве не случилось ничего такого, что заслуживало бы профессиональной награды. На «Журналистской весне» дипломами и грамотами были отмечены многие, в том числе, десяток березниковских СМИ и работников СМИ. В сообщениях об этих достижениях много говорилось о том, как хорошо и мастерски потрудилась пресса Пермского края и, в частности, города Березники.

Не имеет смысла обсуждать правильность или неправильность того или другого решения. Возможно, дело всего лишь в разности профессиональных предпочтений или, если угодно, концептуальных подходов к журналистике. О вкусах не спорят, а мнений может быть сколько угодно. Предлагаем нашим читателям ещё одно мнение из этого множества. Автор – Наталия Осс, писатель, обозреватель газеты «Известия». Статья опубликована в "Газета.RU" под заголовком «Стыдно быть прессой».

«В 16 лет я даже не мечтала быть журналистом. Журналист — это звучит гордо. Фантастически перспективно звучит. Но для поступления на журфак нужно было предъявить приемной комиссии несколько публикаций, а в 16 лет я не знала, где их взять. Могла ли я помыслить, что могу прийти, например, в редакцию газеты «Гудок», к небожителям, и предложить им свой ученический текст? Разумеется, нет. В итоге пошла в историки. Историк — это тоже звучит гордо.

Но жизнь так щедра, что исполняет все наши желания. Из тех, что должны исполниться. И в 21 год я уже была журналистом лучшей газеты моей страны.

Тогда это звучало гордо — от одного названия газеты ньюсмейкеры впадали в трепет или в ярость. Равнодушных не было. Помню, как обиженный редакционной рецензией Никита Сергеевич Михалков отказался дать мне комментарий. И пояснил почему. Я, в свою очередь, пояснила, что знала про рецензию, но подойти за комментарием была обязана. «Девушка на работе — солдат», — так говорил наш тогдашний главный редактор, и я не выпускала ружья из рук. «Молодец, так и надо», — прокомментировал режиссер. Это был несостоявшийся разговор двух уважаемых людей.

Трудно себе представить такой диалог сейчас. Журналист не собеседник. И не на равных. Он носитель информационной функции, квалифицированная интеллектуальная обслуга. И неудачник, разумеется. Человек с будущим не нанимается в горничные.

Ремесленник, наученный экономике, обслуживает бизнес и профильные министерства. Культурный журналист изготавливает статьи о кинопремьерах или концертах рок-звезд. Гламурный журналист отработает на вашем дне рождения, презентации и закрытом ужине по случаю приезда Дольче и Габбана. Отработает как миленький, потому что куда ж ему деваться. Изданий много, журналистов как собак, а интересных событий в нашей российской жизни наперечет.

Пиарщик, простоявший с протянутой рукой все 90-е, умолявший написать хоть пару строк в газете, теперь правит бал. Без пиарщика журналист не напишет о премьере, профильном министерстве и званом ужине. Журналиста просто не включат в список, который будет лежать на охране. Пиарщик плюс секьюрити обеспечивают доступ к информации в нашей стране. А никакой не закон о СМИ и прочие иллюзорные подзаконные акты.

Место журналиста в социуме, что бы он там о себе ни думал, автоматически оказывается возле параши. То есть, простите, на галерке. Он значится в списках на последних местах — после чиновников, звезд культуры и спорта, модельеров, рестораторов, светских девушек, кокаиновых юношей, собачек, кошечек и их парикмахеров. Любая проститутка, вышедшая в модельеры, даст сто очков вперед маститому журналисту, чьими текстами зачитывается половина Москвы. Текст — вещь эфемерная, ее не переложишь на денежные знаки и акции, а модельеры торгуют простыми и понятными радостями жизни.

Если у прессы нет иной функции, кроме декоративной, так стоит ли предъявлять претензии к заказчикам декора? Чего бы ни хотел диктатор-заказчик, без исполнителя его воля мертва. Пресса добровольно надела костюм резонера Фирса — персонажа настолько ничтожного, что и новые, и старые хозяева забывают его в проданном доме. Старым он больше не нужен, новым он не понадобится никогда.

Недавно один большой русский писатель рассказывал мне: «Знаешь, почему я стал писать книги? А потому, что однажды в журналистской командировке в Мадриде проснулся и увидел из окна летное поле. Меня поселили возле аэропорта. А писателей — в пятизвездном отеле в центре города. И я понял: хватит. Неприлично в моем возрасте быть журналистом». Мелочное чувство обиды привело человека в большую литературу. Слава богу, хоть один спасся.

Призрак журналистской старости преследует и меня: нет ничего позорнее, чем проснуться через пятнадцать лет пожилой женщиной, которая пишет статьи и ходит по пресс-конференциям. Тем более что в современной концепции прессы как энтертейнмента быть журналистом может любой модельер. Вам что интереснее — прочитать интервью проститутки со знаменитым режиссером или беседу маститого кинокритика с ним же? Вот именно.

Журналистика — профессия сиюминутного спроса. Российский читатель, измученный реальностью, не хочет прозрений и боли. Он хочет дольче виты, дающей забвение. А журналист тем временем лавирует между пиарщиками и секьюрити — но кому из читателей интересна эта мелкокорпоративная суета? Поэтому хороший журналист хочет в пиарщики или чиновники, плохой — в модельеры и секьюрити. Те, кто верен профессии, вызывают у пиарщиков, чиновников и секьюрити сложные реакции — смесь восхищения и сочувствия. Ведь хороший парень/девка, мог бы жить по-человечески, так нет же — служит украшением нашего стола. Ну, иди-ка сюда, нальем тебе рюмочку, выпьешь за наше ньюсмейкерское здоровье.

Неприличие моей профессии открылось мне не вчера. Но вчера очевидным образом подтвердилось. И не где-нибудь, а на светском приеме в центре Москвы, в посольстве Италии. В особняке Берга вручали премии деятелям российской культуры в рамках Года Италии в России и России в Италии. Кто бы мог подумать, что ситуацию с отечественной журналистикой так тонко и точно понимают пиарщики нового посла Италии господина Антонио Дзанарди Ланди. В полном соответствии с российской табелью о рангах гостей и лауреатов посадили за столы, а прессе предложили постоять в дверях. За линией, обозначенной бордовой плюшевой ленточкой. Прессе предлагалось посмотреть, как будут ужинать Владимир Познер и Юрий Любимов. Сглатывая слюну и переминаясь с ноги на ногу. А ноги на каблуках, потому что сотрудники посольства просили соблюсти вечерний дресс-код. Если не украшением стола, то предметом интерьера пресса может еще послужить. Прямота итальянцев заслуживает уважения: российский пиарщик, путая следы и соблюдая политес, налил бы журналисту пару бокалов вина и угостил бутербродом; итальянский просто выставил его в сени, как кучера или садовника. А после вручения наград и окончания официальной части церемонии российским журналистам пожелали приятной дороги домой — без пробок и затруднений. То есть попросту выставили вон.

Я ушла, не дожидаясь финального аккорда. Сразу же, как только выяснилось, что Юрий Любимов — это звучит гордо, а журналист и колумнист — не более чем кучер при дворе итальянского посла. Но унесла в душе благодарность господину Антонио Дзанарди Ланди, из прекрасной страны которого я только что вернулась.

Жизнь щедро рассыпает перед нами смыслы и знаки. Нужно только научиться их читать. Быть журналистом в России стыдно. Это та правда, о которой знают даже в Италии. Глупо обижаться на правду. Гораздо умнее поискать себе работу подекоративнее. Дизайнер, например, — это ведь звучит гордо? Фантастически перспективно звучит».

Что-либо резюмировать здесь, наверное, не имеет смысла. Точно так же, как с Премией Андрея Лучникова или «Журналистской весной». В одной старинной песенке поётся совершенно правильно с точки зрения плюрализма и равноправия всех точек зрения: каждый выбирает по себе.