Цена информации

В среду вечером в Нальчике был застрелен 26-летний тележурналист Казбек Геккиев. «Нарушено самое главное, наверное, право человека — право на жизнь. И связано это, судя по всему, еще и с правом предоставления информации, потому что убит журналист», — заявил Владимир Путин, выразив уверенность, что «наши правоохранительные органы сделают все, чтобы преступники были изобличены и наказаны».

Жертвой преступления стал журналист государственного телеканала, ведущий программы «Вести. Кабардино-Балкария». И в желании президента найти и наказать убийц Геккиева не может быть ни малейших сомнений. Сомнения есть насчет способности выполнить это намерение.

На Северном Кавказе не затихает война. О гибели людей сообщается едва ли не каждодневно. Установить там правопорядок и уж тем более обеспечить безопасность кого бы то ни было явно не во власти Владимира Путина. Гораздо реалистичнее поступили местные правоохранители, когда в начале этого года посоветовали двум коллегам Казбека Геккиева просто скрыться из Кабардино-Балкарии, после того как боевики пригрозили им расправой.

Такова тамошняя атмосфера. Она смертельно опасна не только для журналистов, но и вообще для всех, кто чем-либо привлекает к себе внимание. Но и во вполне мирных наших регионах журналисты — очевидная группа риска, и в первую очередь те, чья профессиональная деятельность не подчинена властям.

Анна Политковская была убита в Москве. Об этом преступлении Владимир Путин отозвался тогда достаточно двусмысленно, заметив лишь, что ее гибель «наносит действующей власти гораздо больший урон и ущерб, чем ее публикации». И за прошедшие шесть лет заказчик убийства так и не был назван. Затянувшиеся следственно-судебные мероприятия не принесли ясности даже насчет состава организаторов и исполнителей этого преступления.

Зверское избиение Олега Кашина тоже произошло в мирной Москве. И, несмотря на интерес, проявленный к расследованию тогдашним президентом Медведевым, оно так и не продвинулось.

Или не захотело продвигаться в те сферы, замешанность которых для многих, включая и самого пострадавшего, практически не вызывает сомнений.

И только за последний год, опять-таки в Москве, а также и в других больших городах, многие десятки журналистов были избиты или задержаны во время протестных акций, которые они освещали, выполняя свою профессиональную работу.

Фигуранты «болотного дела» арестованы и ждут суровых приговоров за подлинные или предполагаемые попытки ударить омоновца или хотя бы вырваться из его рук. При этом ни один омоновец и вообще ни один силовик никогда и никак не был наказан за насилие, примененное к журналисту, хотя именно год назад воспрепятствование профессиональной деятельности журналиста, сопряженное с применением к нему силы, было переведено в категорию тяжких преступлений (ст. 144 п. 3 УК РФ).

Перед глазами тех, кто у нас реально выносит приговоры, своя, незримая для прочих шкала, в которой одни проступки превращаются в непростительные злодеяния, а другие, и притом куда более жестокие, проходят как безобидная, а то и поощряемая шалость. Хотя, как совершенно точно заметил президент Путин, нападение на журналиста — это не только покушение на него лично, но и преступление антиобщественное, лишающее общество «права предоставления информации».

На таком фоне президентский совет по правам человека готовится провести специальное заседание, посвященное безопасности журналистов. Приглашены главы чуть ли не всех правоохранительных структур, и по крайней мере один из них, министр внутренних дел Колокольцев, по словам его пресс-службы, «не исключает» возможности своего участия в этом мероприятии.

Актуальность вопроса, а равно и благие намерения организаторов совершенно очевидны. Сложнее с идеями насчет того, как можно исправить дело. Обычное в таких случаях сочинение «предложений о совершенствовании законодательства» тут явно не поможет.

С формальной точки зрения российское законодательство защищает профессиональную деятельность журналистов настолько надежно, что какие-то дальнейшие его усовершенствования просто неуместны.

Значит, остаются неформальные методы. Руководитель рабочей группы СПЧ по свободе информации Елена Масюк надеется, что итогом мероприятия станет подписание некоего соглашения между МВД и СПЧ, а шеф совета по правам человека Михаил Федотов уточняет, что это будет договоренность об информационном сотрудничестве.

А, собственно, каким еще может быть сотрудничество двух разных, но одинаково официальных структур — большого силового ведомства и маленького совещательного органа, работающего при президенте? Ведь приказывать друг другу они не уполномочены. Оба подчинены главе государства.

Вряд ли МВД или, допустим, Следственный комитет могут получить от СПЧ какую-то информацию, о которой они ведать не ведают. Скорее, это будут напоминания об уже известном. О том, допустим, что такого-то журналиста незаконно арестовали или избили и что виновных должностных лиц надо бы за это наказать. Как отнесутся к таким советам силовые ведомства? Вероятно, следуя неписаным служебным правилам, будут отталкиваться от того факта, что до сих пор президент игнорировал все рекомендации собственного своего совета по правам человека.

Понятно, что абсолютную безопасность никто никому гарантировать вообще не может. Не говоря о том, что столкновение с какими-то рисками — почти неизбежная часть профессиональной журналистской работы во всех странах.

Но подлинная журналистика — это не только добросовестно выполняемая работа. Это еще и служба обществу. И эта служба выполняется, если на нее действительно есть запрос. Только общество и может быть настоящей опорой и защитой журналистов.

Власть не станет хлопотать о безопасности тех, кто показывает ее не такой, какой она сама хотела бы казаться. А вот если общество действительно желает подчинить себе государственную машину, то добиться этого, не обеспечив журналистам возможности для нормальной профессиональной деятельности, просто не получится.