На волю по высочайшей воле

Текст: Газета.RU

Нужно порадоваться за судьбу тех конкретных предпринимателей, которым повезет выйти из заключения в связи с объявленной экономической амнистией. Но в более широком плане она вовсе не означает перезагрузки общественных отношений — напротив, лишь подтверждает всевластие бюрократии по принципу «хочу — казню, хочу — милую».

Владимир Путин проявил несколько неожиданную милость, менее чем через месяц после собственной критики законопроекта об экономической амнистии попросив его немедленно принять.

Президент критиковал проект на встрече с отечественными предпринимателями, а принять его велел, взойдя на сцену Международного экономического форума. Очевидна разность мизансцен и аудитории, для которой предлагались эти разноречивые реплики. Одна из них призвана была изобразить придирчивого, а другая — просвещенного правителя, одна предназначалась для своих подданных, а другая — для международной аудитории.

Но, конечно, мы должны теперь порадоваться за судьбу тех конкретных 10–12 тысяч предпринимателей, которым повезет выбраться из заключения после такого жеста верховной власти. И с этой точки зрения, то есть с точки зрения спасения конкретных душ, не важно то, что в целом законопроект резко ограничивает применение милосердия. Пусть даже не «счастья всем», пусть не «никто не уйдет обиженным» — но хоть что-то. К сожалению, физиономия отечественного правосудия такова, что дареному чуду в зубы смотреть не стоило бы.

Однако, поскольку довольно ясно, что объявленная амнистия является предельной практически уступкой российской власти или маневром на фоне ее ухудшающейся репутации, полезно все-таки рассмотреть, что она означает в более широком плане. Тем более что сам Владимир Путин довольно крупными мазками обозначил цели, которых намеревается добиться с ее помощью.

Вот эти цели: «Решение об экономической амнистии не только восстанавливает справедливость, не только является актом гуманизма в отношении конкретных предпринимателей. Это возможность перезагрузить широкий спектр общественных отношений, работу нашей правоохранительной и судебной системы, реализовать наши планы по кардинальному расширению пространства для предпринимательской инициативы и в целом укрепить доверие граждан к институту предпринимательства».

Трудно воспринимать это всерьез, несмотря на всю авторитетность источника. Каким образом можно восстанавливать справедливость с помощью амнистии? Ведь отпускать на свободу узников — это вовсе не то, что прекращать практику репрессий. Если амнистированные были невинно осуждены, то где ответственность тех, кто совершил над ними такое? А если на зонах вперемешку сидят виновные и невиновные, то какова цена правосудия? Непонятно, почему амнистия осужденных предпринимателей должна укрепить доверие граждан к коммерции: ведь она лишь прощена, а не оправдана.

Словом, странная подача акта милосердия, далеко не первого и, будем надеяться, не последнего, но находящегося вполне в рамках жестко репрессивных нравов государства по отношению к частной инициативе.

«Перезагрузка правоохранительной и судебной системы», которую упомянул президент, действительно была бы для предпринимателей славной новостью. Непонятно, однако, из чего ее выводить, если после, да и во время амнистий можно продолжать отжимать у человека дело и сажать несговорчивых.

Путин намекнул на общую перестройку судебной системы, объявив о предстоящем объединении верховных судов общей юрисдикции и арбитражной системы — может быть, это начало такой перезагрузки? Впрочем, данная идея настолько неясна, что тут даже теоретизировать сложно. Ведь к этому по определению прилагаются серьезные конституционные изменения и переделка основ судебных кодексов. Если это, конечно, не очередная симуляция, продиктованная аппаратной, а не законотворческой логикой.

Уж во всяком случае, амнистия такую роль сыграть не сможет. Более того, как проявление милости высшего начальства, она не только не облегчает положение предпринимательской инициативы, находящейся под тяжелым давлением административной ренты, преодолевающей бюрократические барьеры, сталкивающейся с народным недружелюбием и вовсе не благоденствующей под налоговым прессом. Напротив, ее объявление — опять же притом, что мы должны приветствовать освобождение конкретных амнистируемых, — свидетельство того, что

государство в лице президента, всецело подчиненных ему законодателей и рукоплещущих профессиональных сообществ забирает себе не только репрессию, но и индульгенцию. Идеальное состояние всевластия бюрократии, выражающееся известной формулой: «хочу — казню, хочу — милую».

Если перезагрузка общественных отношений состоит именно в этом, а похоже, что все так и есть, словосочетание «частная инициатива» следует вычеркнуть из нашего словаря. А бизнесмены должны почитать за честь прилагать к списку своих услуг и предложений визитку с надписью «амнистированный высочайшим повелением поставщик».