Бетховен за колючей проволокой

Текст: Павел Орехов, Наталья Солнцева

...У ворот «зоны» к автобусу бросились скромно одетые женщины. Они протягивали к оторопевшим приехавшим чёрно-белые фотографии – портреты мужчин. «Люди добрые, посмотрите, на вас одна надежда. Может, увидите его?! Несколько лет никаких известий!» – навзрыд взывала одна. Тут же словно из-под земли выросшие охранники с оружием оттеснили пикетчиц. Гости, только что беззаботно балагурившие в автобусе, враз присмирели и узким коридором через зарешёченный вход гуськом засеменили внутрь. «Энергичнее, вновь прибывшие! – раздался над толпой зычный голос надзирателя. – Кто отстанет, будет стирать робы заключённым»…

У ноги одного из конвойных замер здоровенный пёс. Под пристальными взглядами настороженного конвоя вконец притихшие визитёры проследовали через барак. Внутри, в помещении с длинными нарами, зеки в полосатой форме с нашитыми номерами в одном углу о чём-то жарко, но приглушённо спорили, в другом играли во что-то вроде домино, кто-то просто сидел в прострации, устремив неподвижный взгляд в пустоту перед собой. В столовой камере по соседству другие узники сосредоточенно звякали металлическими ложками, не поднимая глаз от миски. Кто эти люди, за что они здесь?! «Побыстрей проходим, не задерживаемся! Фотоаппараты зачехлить!» – поторапливали бдительные надзиратели, пресекая попытки поговорить с сидельцами. И тут снаружи вдруг полилась дивная музыка…

НЕ ДЕКОРАЦИИ, НО ИНСТАЛЛЯЦИИ
В основу драматического сюжета «Фиделио» легла реальная история, пересказанная в пьесе Жана Николя Буйи – участника Французской революции. Она привлекала Бетховена своим тираноборческим пафосом и самоотверженностью подвига, который совершает главная героиня оперы Леонора. Переодевшись охранником, она спасает своего мужа Флорестана от смерти в заключении. По словам автора идеи и режиссёра-постановщика Майкла Ханта, «опера описывает буквальное и моральное погружение в темноту и восхождение к свету. Произведение Бетховена, провозглашающее триумф свободы над тиранией, во многом созвучно с реальным опытом людей, которые некогда находились в лагере «Пермь-36» в качестве заключённых».

Для Майкла Ханта это не первый опыт постановки на исторической натуре. Он ставил «Тоску» в кафедральном соборе в Ирландии с переносом действия на улицу и «Волшебного стрелка» Вебера в старинном замке.

При работе над «Фиделио» зона за колючей проволокой тоже не должна была стать концертным залом, где бы публика слушала арии, чинно сидя, пусть и на воздухе (на случай непогоды для публики наготове дождевики). Нет, по замыслу англичанина, зрители словно приехали в лагерь на экскурсию, но жизнь в лагере, невзирая на наплыв любопытных, идёт своим чередом…

Первое действие начинается в жилой зоне лагеря. Затем перемещаемся в рабочую зону. Во время антракта, после обеда на полевой кухне, зрителей, словно стадо баранов, гонят по полуденному зною полкилометра до зоны особого режима, где в бараке для одиночек – особо опасных политических рецидивистов – проходит всё второе действие.

Но в том-то и дело, что эти бесчисленные переходы по территории музея, окрики охранников, «колючие» пейзажи и тщательно поддерживаемая атмосфера если не страха, то напряжения воспринимаются, скорее, как неожиданное приключение. Весь этот вербализированный экстрим действительно отвлекает от множества подтекстов, от глубинных смыслов, от божественной музыки и великолепного пения лучших певцов Пермского оперного. Томясь в мрачном коридоре барака особого режима и едва улавливая ухом пение Ирины Крикуновой (Фиделио-Леонора) и Виктора Компанеева (Флорестан) в другом конце барака, публика, не видя перед глазами всей степени отчаяния жены, спасающей из сырого тайного подземелья любимого мужа, в скуке ковыряла штукатурку на стенах. Те же, кого «лагерное приключение» особенно завело, принялись искать на аутентичных стенах ГУЛАГА автографы бывших узников…

КОСТЮМЫ – ВНЕ ВРЕМЕНИ И ИСТОРИИ
Других раздражали непонятные костюмы действующих лиц. «Что за клоунада? – удивлялась известный модельер Ирина Филичкина. – Сначала мы видим Марселину, одетую как баварскую барышню 50-х годов прошлого века. Потом появляется её жених, тюремный привратник Жакино, в пёстрых перчатках без пальцев и немыслимом пальто. Тут же Фиделио-Леонора вынуждена изнывать от жары в тяжеленной солдатской шинели. Приспешники Дона Пизарро, начальника тюрьмы, одеты в садомазохистские плащи из чёртовой кожи и оранжевые «пионерские» пилотки. И уж совсем непонятна логика художника по костюмам при создании ярко-«апельсиновых» комбинезонов и очков-авиаторов для преступников, содержащихся в подземелье. Кто они – пожарные, бойцы МЧС?..»

Майкл Хант отказался от замысла, проводя публику сквозь пространство «зоны», следовать также сквозь исторические приметы конкретных стран и эпох. Полосатые костюмы могут быть у заключённых как сталинской «зоны», так и немецкого концлагеря, а тёмно-синяя форма охранников выглядит как у какой-нибудь латиноамериканской хунты. Намёки на конкретную страну и эпоху максимально сглажены.

«Это ведь не для того, чтобы учить русских, и у меня нет такого права, – говорит Майкл Хант. – Притеснения происходят везде, во многих странах: в Гуантанамо-бэй, в Китае, в Бирме, в Сербии, и не только».

И решительно отверг мысль под впечатлением места наложить сюжет бетховенского творения сугубо на советскую эпоху.

«Я бы не взялся, – решительно убеждён Хант. – Такое не вправе делать иностранец. Я всё-таки гость в стране. С другой стороны, кто-нибудь иной может написать оперу специально для этого места».

А вот своё «Гуантанамо» он всё-таки воплотил. Самая пронзительная сцена ожидает публику на участке особого режима бывшего лагеря. На задворках лагерного корпуса в сущих загонах за сеткой замерли семеро заключённых в оранжевых комбинезонах и в кандалах. С плотными натянутыми на лицо шапками и тёмными очками поверх ткани, бесформенные силуэты сперва можно было принять за манекены, если бы они не зашевелились. Один из них – невозможно понять, кто поёт, -–тот самый засекреченный заключённый «номер 1» Флорестан, обречённый на смерть не по решению суда, а произволом чиновника.

«Так петь ещё не доводилось, – признаётся певец Павел Полянинов. – Ощущения фантастические. На этапе репетиций казалось, будто кино снимали. Но там, как сцену отсняли, хотя бы отдыхают…»

Сцена покушения на убийство Флорестана разворачивается в холоде барака особого режима, олицетворяющего подземный каземат. И когда с окон спадают деревянные решётки, у публики невольно вырывается вздох облегчения… Финал кого-то сплотил, кому-то показался натянутым. Но музыка Бетховена над колючей проволокой и сторожевыми будками колонии политзаключённых ВС-389/36 действительно воспринималась гимном торжества жизни.