Брестская крепость

В ноябре прошлого года в прокат вышел фильм Александра Котта «Брестская крепость». Остряки уже успели сплясать на нём джигу, назвав «высокобюджетной некрофилией». Другие, наоборот, вознесли фильм до небес, определив его как «лучший военный фильм 21 века». Наверняка в чём-то правы и те, и другие, но впадать в крайности не хочется: слишком тема русская и ещё больная.

«Брестская крепость» - совместная работа русских и белорусских кинематографистов. Фильм рассказывает о героической обороне Брестской крепости, которая приняла на себя первый удар немецко-фашистских захватчиков 22 июня 1941 года. В первые 8 дней войны погибли и были взяты в плен практически все 7 тысяч жителей крепости. Памяти тех, кто героически защищал крепость, и посвящена картина.

Режиссёры и сценаристы собирали факты по крупицам: работали с архивами музея Брестской крепости. Бережное отношение к истории, к человеку и памяти о нём – сегодня в русском кинематографе явление редкое. Вы скажете: «А зачем? По фильмам и не надо изучать историю, на то есть учебники». Авторы фильма «Брестская крепость» перед съёмками поговорили с обычными среднестатистическими школьниками. Ни один из опрошенных ими подростков не знал, что такое Брестская крепость, и какая война началась 22 июня 1941-ого года.

Делать ставку на современного зрителя, который «не в теме» и вообще настроен видеть на экране только экшен – само по себе неплохо. Ведь очевидно, что снимать фильм на кинематографическом языке 50-60-х – сегодня, по меньшей мере, наивно. С другой стороны, плыть в российском мейн стриме, то есть делать военное кино громко, дорого и быстро, режиссёрам «Брестской крепости», видимо, тоже не хотелось. Что же остаётся? Каким-то причудливым образом сочетать психологизм вечного советского кино, документализм, ориентированность на запад и, конечно, окупить затраты, обронив патриотическую слезу.

Фильм «Брестская крепость» проиграл оттого, что его режиссёры купились на этот обман. Служить двум богам нельзя, рано или поздно современному российскому режиссёру приходится делать выбор: создавать вечное кино или зарабатывать на однодневке.

Тем не менее, фильм трогает душу. Возглавлявшие три очага сопротивления командир полка Пётр Гаврилов (Александр Коршунов), комиссар Ефим Фомин (Павел Деревянко) и начальник 9-й погранзаставы Андрей Кижеватов (Андрей Мерзликин) в нём – реальные люди. 70 лет спустя, они ожили на экране, перестав быть молчаливыми строчками на мемориальной доске – в этом главное достоинство фильма «Брестская крепость».

Другой явный плюс – динамизм, который не снился режиссёрам прошлого века. Мины, бомбы и гранаты бабахают так, что, кажется, комок земли или осколок прилетит прямиком в тебя. И всё это сделано без перебора и надуманности.

Трагические картины: умирающая лошадь, человек, отдающий последние капли воды любимой собаке, танк, переезжающий груду человеческих тел - словно взяты из автобиографических рассказов Исаака Бабеля. Может быть, поэтому сомнения в их психологической достоверности не возникает. Собственно, на этом психологизм фильма и заканчивается. В какой-то момент хочется сказать: «Товарищи, это всё-таки художественный, а не документальный фильм! Дайте Человека!»

Однако есть вещь, которая в фильме «Брестская крепость» смущает особенно. С начала Великой Отечественной войны прошло практически 70 лет. Давно умерли режиссёры, которые знали, зачем они снимали кино о войне – затем, что не могли не снимать. Боль потери, отчаянная жажда жизни закрепились в них на генетическом уровне, где-то между цветом папиных волос или мамиными ямочками на щеках. Им необходимо было выплакать невыплаканное отцами, и они выполняли свой долг – делали великое кино. Поэтому, когда смотришь «Они сражались за Родину», «В бой идут одни старики» или «Офицеры», в горле встаёт ком.

Зачем режиссёру 21 века Александру Котту и продюсеру Игорю Угольникову понадобилось так документально точно изображать кровавые ужасы войны: груды истерзанных тел, девочку под гусеницами танка, малыша, на глазах у которого убили мать и отца? Что это – спекуляция на низких чувствах во имя популярности или шоковая терапия, чтобы помнили?

Язык такого кино способен пробить броню равнодушия и чёрствости, которая надета практически на каждом из нас. Другое дело, если такие вторжения совершаются по госзаказу. Иллюстрацией этому служит явно выбивающаяся из тональности фильма последняя сцена: доживший до наших дней герой приходит к Вечному огню с внуком, который выбрал «стезю служения Родине». В «Офицерах» эта сцена выглядела бы органично, в «Брестской крепости» она назидательна. Собственно, благодаря ей фильм почему-то не хочется пересматривать.