Тайна старого зеркала

Текст: Андрей Никитин

Когда я взялся ремонтировать старое зеркало и снял рейку, державшую тяжёлое стекло, на меня глянул он... Это было почище, чем фильм ужасов про самых кровавых вурдалаков, чем портрет Дориана Грея, чем сюжет с шагреневой кожей.

У меня вообще-то нет личного счёта к Сталину. В том смысле, что никто из моих близких родственников под репрессии не попал. Про общественный или, как это правильно, гражданский счёт я молчу – тут всё понятно. Хотя нет, какой-то мой троюродный не то дядька, не то дед всё ж таки в тридцатых загремел. Ну, что вы хотите – главный инженер Чусовского завода. Ему ещё повезло – через какое-то время выпустили...

Короче, отношение моё к «вождю народов» в некотором приближении напоминает отношение к историческому персонажу... Как к Чингисхану там или Ивану Грозному. Будто к некоему отдаляющемуся в те времена и уже не очень страшному вурдалаку. Я думаю, что примерно так будут воспринимать Сталина мои внуки и правнуки. Ну да ладно, сейчас, в общем-то, не об этом...

...Это зеркало всё время висело у нас на даче в деревне Быковке. Не в той Быковке, где Виктор Астафьев написал «Пастушку и пастуха», а в другой – новой Быковке, которая километрах в семи. Правда, говорят, что дом, в который мы переехали лет сорок назад, – большой, добротный, срубленный из лиственницы, – дом этот в своё время был перевезён сюда из старой Быковки. Когда переезжал леспромхоз, освоивший уже всю тамошнюю территорию. Разобрали по бревнышку и перевезли.

Лет, по крайней мере, двадцать это зеркало точно висело. Помню, потому что сам его и вешал. Висело оно, признаться, в довольно неудобном месте, узком таком проходике, да ещё напротив окна, в которое под вечер иногда заглядывало солнце. Так что смотреться в зеркало было неудобно, к тому ж – старенькое и тускнеющее, с тронутой временем амальгамой. Но не в этом дело...

В общем, висело оно, висело, исполняя худо-бедно свои функции, и упало. Кажется, соскочивши с небрежно в стенку вбитого гвоздя. Однако не разбилось.

Словом, когда я взялся старое это зеркало ремонтировать и снял рейку, державшую тяжёлое стекло, на меня глянул он...

Когда до меня дошло, что всё это время, все эти двадцать лет, а пожалуй, что и поболе, он глядел на меня, на всех нас, на моих родителей (они рассказывали мне, как вполне искренне рыдали в 1953-м году), на моих подрастающих дочек, на моих родных, на двух дядек – ветеранов Великой Отечественной (их уже, понятно, нет в живых), на многочисленных гостей, сюда приезжавших...

Я и говорю: это было почище, чем фильм ужасов про самых кровавых вурдалаков, чем портрет Дориана Грея, чем сюжет с шагреневой кожей....

И хотя у меня вроде бы нет личных счётов к Сталину, откуда-то же он здесь взялся? Может быть, прежде он принадлежал моей тётке, умершей лет двадцать пять назад, после чего её скарб был частично эвакуирован на эту дачу? Я помню, что прежде чем выйти на пенсию и приютить в своей квартире кучу бездомных собак, она была майором милиции. Правда, со всех сохранившихся фотографий она глядит на меня в форме капитана, видимо, майора ей дали под пенсию. Ещё она участвовала в войне – причём будучи совсем молоденькой девчонкой. Её забрасывали в тыл к немцам где-то под Москвой. На парашюте, как Зою Космодемьянскую. Сама она об этом никогда не говорила, мне рассказал кто-то из родственников, но без подробностей. А про Зою Космодемьянскую с парашютом я, наверное, сам придумал. Своей семьи у тётки никогда не было, и она ненамного пережила своих родителей.

– ...Не в милиции, а в КГБ, – поправила меня мама. – Потом она ушла оттуда со скандалом. Вернее, её уволили за что-то, а она восстановилась через суд. Хотя нет, какой там суд – через министерство. Но после этого работать в органах не стала и ушла в милицию.

Ну да, если в тыл к немцам, то, наверное, не милиция – как это я сам об этом не догадался.

– Только вряд ли это тётки твоей зеркало, – опять охолонила меня матушка. – Кажется, оно досталось нам от прежних хозяев вместе с домом. Глава семьи работал в леспромхозе, был коммунистом, фронтовиком, орденоносцем, кажется, даже народным заседателем в районном суде.

И что? После 53-го, вернее, после ХХ съезда партии, когда в единый миг прежний кумир был сброшен с пьедесталов, прежний хозяин дома решил сохранить его хотя бы вот таким необычным способом? Или подумал, что вот если «хозяин» вернётся... И, бреясь по утрам, разговаривал с вождём и учителем?..

Кто ж знает. Загадочны извивы истории. Когда мы вселились сюда, хозяина дома уже давно не было в живых. И сейчас, наверное, никто уже не прольёт свет на эту странную историю.
Что ж поделать, история частенько, оказывается, блуждает в потёмках.