86% или Свирепость высшей пробы

Не так давно в наш политический обиход вошло роковое число 86. Социологи не устают сообщать, что 86% опрошенных поддерживают и одобряют все действия власти. Кроме того, они ненавидят Америку, Европу и Украину, а также либералов, геев и лесбиянок, мигрантов, инородцев, иноверцев и оппозиционеров...

Они верят всему, что говорят и показывают по телевизору. Они любят Ленина, Сталина и царя-мученика Николая. Они убеждены в существовании инопланетян, порчи и сглаза, всемирного заговора против России, мирового правительства Ротшильдов и Рокфеллеров. Они верят в целебные свойства всего, о чем рассказывают в передачах о здоровом образе жизни. Они считают, что жизнь вот-вот наладится, доллар рухнет, а мы скоро восстановим СССР и полетим сначала на Луну, а потом на Марс...

Правда, они недовольны ростом цен и низкими пенсиями, но убеждены, что в этом виноват Обама.

Как водится, расколотый образованный класс ссорится по поводу некоего третьего лица. В конце XIX века в России спор шел о крестьянстве. В начале ХХ века – о рабочем классе. А вот сейчас заговорили о «народе вообще». Об этих чертовых 86%.

Одни (так называемые либералы) пугаются, что необразованных и глупых слишком много и это ужасно, это подавляет, нечем дышать, куда катимся, что за судьба у нашей страны и т.п. Другие (так называемые патриоты), наоборот, осуждают первых за некий, извините за выражение, «креаклизм», то есть за снобизм и пренебрежение по отношению к простому народу.

Успокойтесь, господа. Вы делаете две ошибки.

Во-первых, не 86%, а всего 80%. Четыре пятых, другими словами. 6% явно накинули социологи. С двоякой целью. Польстить власти – это раз. Придать цифре видимость объективности – это два. Не 80% и не 90%, а именно что 86%. Ну просто как в аптеке.

Во-вторых, четыре пятых – это наивозможнейший минимум плохо образованных, не способных к рациональному рассуждению и спокойному рассмотрению чужой точки зрения, а также (то ли вследствие неучености, то ли как-то само по себе) бессмысленно жестоких людей.

Так было при всех властях. При Перикле, Юлии Цезаре, Людовике Святом, Иване Грозном, Петре Великом и Николае Кровавом. При Иосифе Сталине, Франклине Рузвельте, Адольфе Гитлере и Уинстоне Черчилле. При Кеннеди и Хрущеве. А также при дальнейших властях и лидерах вплоть до наших дней.

Причем при лидерах из начала этого списка (то есть при Юлии Цезаре или Иване Грозном) таких людей было вообще 99%, уж не будем огорчаться десятыми долями.

Это люди, которые прилежно и тяжело работают в поле или на фабрике, а в последние десятилетия – в офисе и за прилавком. Работают, мягко говоря, неизменно. А жестко говоря – безнадежно. То есть без всякой возможности всерьез переменить участь. Но это вызвано вовсе не желанием жертвенно помочь родине и ее гражданам.

Фраза «крестьяне кормят нас хлебом», или «рабочие делают для нас машины и мебель», или «продавец стоит ради нас за прилавком» – это либо метафора на грани жульничества, либо невежество на уровне девятого класса средней школы.

Ну или какое-то совершенно комичное толстовство: добрый хлебопашец несет свежевыпеченный каравай в подарок графу-писателю, «великому креаклу земли русской».

Нет! Они трудятся, потому что зарабатывают себе на пропитание, одежду и жилье, вот и все. Не будут трудиться – с голоду помрут, а этого им, естественно, не хочется. Поэтому нет никакого резона фетишизировать сам факт, что какие-то граждане каждый день рано утром идут на тяжелую работу.

Конечно, эти люди в подавляющем большинстве случаев не виноваты, что оказались в этой мрачной социальной зоне. Но уж как стасовалось, так и выпало. Больше того. Какое-то количество упорных и одаренных людей постоянно выбивается наверх. Но примерно столько же людей вялых и неумных одновременно опускается вниз. В эти самые четыре пятых.

Этих людей не надо осуждать за их темноту: они, повторяю, в этом не виноваты. Далее, эти люди обладают всей полнотой человеческих, гражданских и политических прав, разумеется, включая избирательное. Любая попытка ограничить эти права чревата обрушением всей социально-политической конструкции современного государства и должна – на мой взгляд! – решительно пресекаться.

Но ни в коем случае нельзя ориентироваться на их суждения, ценности и жизненные устремления. Потому что эти люди ни в коей мере не являются кладезем морали.

Скорее наоборот. Именно они, как показывает история, громят и убивают во время Варфоломеевских и Хрустальных ночей, линчуют негров, пишут доносы на друзей-соседей, а также на лично не знакомых киноартистов и военачальников, а когда в их городок приходит эшелон с депортированными поволжскими немцами, кидают в стариков и детей комья грязи с криками «Фашисты!».

Именно они покупают акции банка Джона Ло, компании Панамского канала и МММ. Именно они поддерживают и одобряют любую власть и радостно повторяют слова, услышанные по радио или от государственных пропагандистов.

Они даже не аморальны. Аморализм – это ведь тоже этическое учение, требующее определенного напряжения ума и некоторых знаний. Они чаще всего бывают имморальны, то есть вне морали. Им почти недоступны категории добра и зла, выходящие за пределы их повседневного быта, за пределы сиюминутной личной выгоды. Именно сиюминутной, потому что задуматься о сколько-нибудь отдаленных последствиях своих поступков они не в силах.

Когда читаешь про зверства фашистских оккупантов и их подручных на советской территории, перед глазами встает масса однотипных историй. Человек пошел в полицаи к немцам, чтоб сытнее жить (как раньше за этим же устраивался в советскую милицию). Человек шел с базара, увидел: люди евреев в землю живьем закапывают. Стал им пособлять. А вот пошел бы другой дорогой или в другой час – и не совершил бы «преступлений против человечности».

Ах, не о человечности речь! Он даже не понимает этого слова. Куда там! Речь о простом расчете: неужели он, этот внезапный пособник нацистов, действительно думал, что фашистский рейх победил и окончательно утвердился на нашей земле? Что Красная армия никогда не вернется на эту землю и никакого возмездия не будет? Уверяю вас, он ничего подобного не думал.

Ага! Значит, он думал, что убежит от вернувшихся коммунистов в Германию? Вместе со своими новыми хозяевами? Да нет же! Он вообще ни о чем не думал и ничего не планировал. Он просто убивал вместе со всеми. Потому что в его душе был нерастраченный (и вечно пополняемый) заряд злобы, жестокости, ненависти.

Откуда эта беспредметная ненависть?

Вернее, поначалу беспредметная, всеохватная злоба, ярость и желание грызть того, кто рядом, а потом настойчиво ищущая свой объект – кого ненавидеть, кого убивать – и радостно его находящая. Откуда? От темноты и невоспитанности души. Человек от природы зверь, и, как писал Саллюстий еще в I веке до н.э., «Omneis homines, qui sese praestare student ceteris animalibus, summa ope niti decet», что в переводе значит «Все люди, которые хотят превосходить остальных животных, должны стараться изо всех сил... чтобы не жить как скотина, которая зависит только от своего желудка». Стараться стать людьми, то есть существами с разумом, честью и состраданием.

То же самое происходило и с самими оккупантами. Они мало-помалу втягивались в расправы с мирными жителями. В обоих смыслах слова. Были втянуты командирами, и сами как-то помаленьку втягивались в это дело. Несмотря на лицемерно-благородные «десять заповедей немецкого солдата», розданные войскам перед вторжением. Дескать, немецкий солдат есть рыцарь, воюет не с народом, а с жидо-большевиками, а народу он покровитель, освободитель и все такое прочее. Но рыцарь рыцарем, а запах свежей крови сильнее любых заповедей. Это неправда, что мирных жителей уничтожали только эсэсовцы, да и то не всякие, а только в черных мундирах, а остальные были просто солдатами. Увы, нет.

Я читал поразительные воспоминания немецких летчиков. Сначала они натурально блевали от ужаса и отвращения к самим себе после бомбежек мирных кварталов. А потом успокаивались. Потом привыкали, втягивались, увлекались. А уж месяца через три, возвращаясь на аэродром после воздушного боя и заметив на земле телегу с крестьянином или ребенка, бредущего с котомкой, не отказывали себе в удовольствии снизиться и поохотиться. Этак из пулемета, на бреющем полете.

Потом, то есть совсем потом, после капитуляции и плена, они каялись. Это были покаянные мемуары. Написанные – важное уточнение! – в ходе принудительной денацификации.

Просто так, с бухты-барахты, четыре пятых населения никогда не кается.

Но если серьезно и авторитетно попросить, поставив танк в родном переулке и приставив дуло к затылку, тогда с милой душой. И покаемся, и рубище на груди раздерем, и главу пеплом посыплем – разрешите обратиться, пепел ваш или с собой приносить? Так точно. Будет сделано.

Да что там летчики – технически подкованные, но в общем-то простые ребята. Писатель Генрих Белль признается, что поначалу с презрением наблюдал всю эту вакханалию грабежа, которая развернулась на оккупированной земле, когда офицеры и солдаты посылали в рейх все, что можно упаковать, от драгоценностей и тканей до всякой снеди. Но потом тоже втянулся и увлекся. Писал маме, что вот, дескать, сварил вкрутую две дюжины отборных яиц и посылаю с приветом из России.

Мне хочется надеяться и верить, что великий немецкий писатель, гуманист и моралист все же не принимал участия в уничтожении мирных жителей. Но остается проблема сиюминутной личной выгоды: и немецкие оккупанты, и русские коллаборанты, и мирные советские люди, настрочившие миллионы доносов, действовали не столько из свирепости, сколько из желания урвать кусочек – отрез на костюм, швейную машинку, должность в тресте, лишнюю комнату в коммуналке.

Но ведь это и есть свирепость высшей пробы – убить соседа за нужную в хозяйстве вещь.

Истребить или поработить целый народ ради его полей, шахт и заводов. Тут непонятно, что раньше, жестокость или алчность. Наверное, это какое-то первичное, нерасчлененное, младенчески-зверское желание – сожрать, тем самым убив. А потом – убить, чтоб сожрать. И наконец, убить просто так. Щекоча свои чувства, ярко вспоминая о насыщении (то ли брюха, то ли эмоций – без разницы).

Не надо иллюзий насчет четырех пятых. Они же 80%.

Однако остается культура. Та, которая издревле запретила людям инцест и каннибализм, то есть, через понятные логические ступеньки, запретила изнасилование и убийство. Задача образованных и умных людей, говоря словами Саллюстия, «summa ope niti». То есть изо всех сил стараться, чтобы 80% превратились в 75, 70, 60%... Чтобы темнота и рождаемая ею ненависть отступали, скукоживались под жарким светом разума.

Но горе государству, где политический класс ради сиюминутной выгоды делает ставку на все самое мрачное и злобное в народе.

Тут уж действительно 80% могут превратиться в 86%, а там и в 99%. Как во времена Юлия Цезаря или Ивана Грозного. Оно нам надо?