Социум

Сашу Щёкина я знаю лет двадцать пять. С детства он наводил ужас на своих сверстников и взрослых. Мог избить соседа по парте, вытащить мелочь из карманов в школьной раздевалке и даже украсть кошелёк классного руководителя. В тринадцать лет его поставили на учёт в детской комнате милиции: Александр отобрал у сверстника дорогие импортные кроссовки. Сотрудники милиции так и говорили, что через год, когда Саше исполнится четырнадцать лет, ему прямая дорога в детскую колонию. Так и получилось.

2008 год. Заканчивается еще одно десятилетие без новых имен в русском роке. Кто-то твердит, что он уже четверть века как умер. Кто-то просто ждет хороших новостей. Между тем, над необъятным русским полем экспериментов носятся вороны и гадят на всё то, что было создано лучшими из лучших. По какому праву? Страшно узок круг тех, кого хотелось бы назвать трепетным словом «музыкант русского рока». То есть того, кто играет уникальный сплав высокой честной поэзии и городской русской мелодики...

Состояние Дмитрия Рыболовлева выросло за год на $10 млрд. Мог ли он мечтать о таком успехе, томясь в 1996 году на нарах СИЗО? Мог. Выскочил как чертик из табакерки — лет 10 назад о Рыболовлеве так думали многие. Он построил самую разветвленную финансовую группу Прикамья и стал акционером крупнейших химических предприятий, когда ему не было и 30. Поговаривали, будто Рыболовлев «поднялся» на деньги авторитетных граждан, цитировали одного из авторитетов: «Дима ходит с мишенью на груди»…

В 1993 г. студента-биохимика Бенедикта Херрманна больше всего удивляли в России две вещи: очевидная нечестность приватизации и странная терпеливость его московских коллег-ученых. Самого Херрманна, который тогда стажировался в Институте биоорганической химии, несправедливость возмущала до глубины души. «Я, баварец, не мог понять, почему люди не протестуют. А мои московские знакомые, люди с высшим образованием, не раз выезжавшие за рубеж, молчали. И говорили, что я не русский...