Праздник чекиста

Тема ЧК сейчас в моде. Кто раньше шифровался, теперь гордится. Кто не при делах, надувает щеки и делает вид. Да вот и я, старый диссидент, теперь то и дело упоминаю о том, что мой дедушка служил в ЧК. По мне, так это просто для прикола, так, забавный парадокс. Но может все глубже, поди знай, что там и как в подсознании...

Так вот про деда. Он поступил туда в гражданскую. Это была харьковская чрезвычайка. Его, новичка, повели по зданию показать, где что. Заглянули и в подвал. Распахнули дверь, и дед прям отпрянул.

— А что такое? Что тебе не нравится?
— Что ж за вонь у вас тут!
— Какой ты нежный! Привыкнешь еще.
— А что это?
— Та здесь мы стукаем. В исполнение приводим. Трупы убирают, кровь высыхает, а мозги, видишь, разлетаются по стенам и гниют.

На службе он, видимо, показал себя с хорошей стороны — раз его отправили в школу младших командиров ВЧК учить пулеметному делу, которое в те времена лежало вполне в сфере высоких технологий. Максим, конечно, а также Кольт, Льюис и даже такая экзотическая модель, как Шварц-Лозе. Учебных пособий, то бишь пулеметов, хватало, с остальным были проблемы. Жратва скудная, быт бедный, вместо одеял свои же шинели. В холода курсанты топили у себя в бывших казачьих казармах печку-голландку. Дров не выдавали, но от разобранных заборов и наломанных на кладбище крестов был хороший жар.

Учеба длилась полгода, а после в школе устроили выпускной вечер. Начинающим командирам выдали аттестаты и ценные подарки, кому что: деду достался серебряный портсигар. Потом торжественный ужин. Все знали, что у командира стрелкового взвода жiнка гнала самогон, он и принес четверть, как ожидалось. И командир школы — тоже четверть, но только у него самогон был не простой, а настоянный на меду. Тут соблюли субординацию. А начальник штаба так вообще отличился: пришел с бутылкой фабричного денатурата, и по форсу это был уровень вполне себе Chateau Margaux.

За ужином завязалась беседа. Дед принялся расспрашивать комиссара Марченко о причинах, заставивших того однажды ночью устроить у себя в комнате стрельбу. Дед как раз дежурил, а тут пальба. По тем временам она могла означать что угодно — кроме салюта. Дед схватил пистолет и бегом на выстрелы. Влетает в комнату, а там комиссар. Сидит голый на кровати, в руке пустой наган дымится, а сам тупо в стену смотрит и ничего не слышит. Дед забрал ствол и уложил стрелка досыпать. И вот теперь комиссар по пьянке все объяснил своему бывшему ученику, уже ж не было между ними пропасти:

- А… Это было вот почему. Я служил в губчека раньше, так мне там пришлось расстрелять 518 человек. И ночью вот эти дела на меня находят... Я стал неспособен к той службе. Вот меня и перевели в школу. Теперь вот комиссаром... Тут же стукать не надо, так что справляюсь.

Дед так понял, что потерялся человек, и ему помогли, дали работу полегче. Главное — вовремя человеку помочь, успеть! А вот с начальником губчека Журбой такой номер не прошел. Он тоже так иногда стукал, но все больше чужих. А потом в ЧК попал его брат — моряк, из эсеров. Его быстро приговорили. Журба зашел к нему: «Ну, братец, не послушал меня? Пойдем теперь...» Пришли в подвал, понятно зачем. Какая-то нужда заставила чекиста лично повести на расстрел своего брата, хотя можно ж было это свалить на кого-то. А в подвале на полу там откуда-то взялась пустая бутылка (легко допустить, что на трезвую голову расстреливать тяжело — И.С.). Так моряк ее схватил — и как шарахнет брата по башке! Выбил глаз. Но и с выбитым глазом чекист все равно брата расстрелял, вот ведь выдержка и целеустремленность! Расстрелял — и служил дальше, вроде все шло хорошо. Но через какое-то время Журба на мотоцикле на полной скорости кинулся на проволочное заграждение, особый отдел был обнесен колючей проволокой. Думали, может, это случайность. Нет — настоящее помрачение рассудка. Ну что ж, сняли человека с должности и отправили на лечение.

Среди знакомых моего деда легче всех убивал некий Лазаренко, командир кавалерийского отряда. Взятых в плен бандитов он любил казнить собственноручно. Сперва был трибунал, как положено, а потом приговоренных, связанных, отдавали Лазаренке. Он зажимал человека коленями и откручивал ему голову, как курице. Командира этого считали не маньяком — а так, просто обозленным: знали, что бандиты убили его отца и мать. А с Лазаренкой ездила жена, верхом. Она сама, правда, не убивала.

Про свой личный experience в этой сфере дед помалкивал, и слава Богу. Он только теоретизировал абстрактно: «Убить человека — это только кажется, что легко... Если одного убить — и то он снится. Даже если немцев, из пулемета, с большого расстояния — все равно это откладывается. И держится в голове, накапливается...»

Короче, примите поздравления с днем чекиста. На днях был.