Голоса из убитого детства

Война словно бы прошла мимо них, хотя, по большому счету, нанесла не меньший урон. В их челках уже в 5-7 лет появилась седина, в глазах застыл животный ужас, а внутри – ощущение постоянного голода. Дети, лишенные детства, они и сегодня, став взрослыми, вспоминают о прошлом с болью.

НЕУЯЗВИМЫЙ
То, что детство кончилось, Женик Погребной понял, как только в их доме в Донецке поселились немцы. Выходя на улицу, он не знал, чего ждать: пинка или миски горячего рассольника, вкус которого мальчишка успел забыть. Зато именно истощение подарило ему второе рождение. Немецкий доктор, осмотрев тщедушное тельце ребенка, решил, что он не доедет живым до Германии, куда русских детей везли целыми эшелонами для проведения медицинских экспериментов или в качестве доноров.

Женик остался с мамой, у которой война к тому времени забрала уже и младшего сына, и мужа. Потерять единственную кровиночку она не могла и готова была на все для его спасения. Хотя спас ее он. Это случилось в первую же ночь после того, как оккупанты покинули Донецк, и мама решила вернуться в родной дом. Но на пороге малыш воспротивился. Едва они отошли, началась бомбежка, и от дома остались одни руины. Так Евгений Погребной во второй раз избежал смерти. Хотя не раз видел ее в упор. Видел, когда немцы сгоняли женщин, стариков и детей на главную площадь, где устраивали показательную казнь коммунистов и комсомольцев. Молодых казнили через повешение и потом долго не убирали тела, опасаясь повторения «Молодой гвардии».

РЫЖИК
Рыжая девчушка сидела в окопе, зажмурив глаза и затаив дыхание. Сколько раз они с ребятами играли в «войну», но она даже не подозревала, что на самом деле все гораздо страшнее. Война наваливается на тебя черной рычащей массой фашистского танка, и ты понимаешь, что пропал, всмятку раздавленный тяжелыми гусеницами или заживо похороненный в окопе. Валя Курилова выжила, чтобы рассказать о войне. С какой тос­кой они смотрели, как отступают наши солдаты, с каким ужасом наблюдала, как немцы по-хозяйски располагаются в родной деревне. Они могли позволить себе все. Например, поглумиться над ее мамой, под дулом пистолета требуя спички, чтобы спалить летнюю кухню, где после пожаров и так ютилось человек пятнадцать.

Еще постоянно хотелось есть. Не умереть с голоду помогла случайно обнаруженная в лесу машина с разбитой полевой кухней, вокруг которой валялись распоротые мешки с мукой, гречкой и перловкой. Когда враги ушли, можно было растить хлеб. Вместо лошади в плуг впрягались сами: человек по семь женщин и детей, включая семилетнюю Валю. Урожай с той земли, политой кровью бойцов и слезами детей, сняли обильный.

ВАЛЕНКИ
Для девочки Нины Каменщиковой из Усть-Зырянка вой­на ассоциируется со слезами. Каждый раз, когда ее бабушка получала треугольничек с фронтовым приветом от сына, она плакала. А вместе с ней заливалась слезами и внучка, не понимая, отчего баба плачет. Она не плакала, когда на рынке у нее хитростью выманили продукты на продажу. Держалась, когда ее чуть не отдали под суд из-за опоздания на работу, потому что не слышала гудка, которым азотно-туковый завод поднимал народ. А тут плачет, хотя радоваться надо.

Радостей в Березниках военного времени и так было немного, хотя жизнь ни на минутку не останавливалась. Даже школы и садики продолжали работать, хотя не все могли в них ходить. Как скучала Нина по подружке, когда та прогуливала уроки из-за того, что на пятерых детей в их семье была одна пара валенок.

…Говорят, у войны не женское лицо. И уж, тем более, оно не детское.