Освобождение Людмилы Астафьевой

Худенькая маленькая женщина. Большие лучи-морщины вокруг живых глаз. Тихий голос, робкая походка. На коленях – судорожно сжатые руки. Кажется, что перед тобой та самая четырехлетняя девочка из оккупированного фашистами Орла. Испуганный, уставший, постаревший ребенок… Людмила Астафьева, словно прочитав в глазах сочувствие, вдруг улыбается и показывает тетрадь со своими стихами.

Людмила Алексеевна проработала в школе 42 года. Окончила историко-филологический факультет орловского пединститута. В 1964-ом году приехала в Березники. Начинала в 28-ой школе, поработала в 22-ой, большую часть жизни отдала школе № 9.

– Писать стихи все время было некогда, – робко улыбается Людмила Астафьева. – Начала «выливать» чувства на бумагу в 2004 году, когда попала в больницу с переломом позвоночника и руки. Со мной в палате лежали 12 человек. У всех состояние тяжелое. Женщины закрывались одеялом с головой и плакали. Тогда меня словно кто-то подтолкнул писать стихи, чтобы я не пала духом.

Багаж воспоминаний оказался бездонным. Найденная среди документов мамина открытка, цветущие абрикосы в весеннем Волгограде, ромашковое поле – любая деталь, любой сюжет мог стать ключиком к мучительному военному прошлому.

– Однажды немцы вошли к нам в дом, – Людмила Алексеевна описывает до сих пор стоящие перед ее глазами картины. – На улице – ночь, ракеты, стрельба. Нас, детей, спрятали под кровать. Помню, как застучали по коридору сапоги. Дед, бабушка, мама, тетя – все одетые и перепуганные. Заваливается пьяная компания, в руках – открытые бутылки. Они праздновали Новый год. Один из немцев подошел к деду и заставил его выпить шампанского. Я смотрю из-под кровати и думаю: «Если он сейчас деда будет бить, я на него прыгну». Дедушка выпил, чтобы они поскорее ушли.

Помню, как я подошла к проезжающему на мотоцик­ле немцу, протянула руки и попросила хлеба. Нас научили просить на немецком языке. Он посадил меня с собой и повез. Мама бежала за мотоциклом, бежала, пока не выбилась из сил. Немец провез меня вокруг дома, отдал целую булку хлеба из своего пайка и отпустил.

Помню страшную картину. Пришли в Орел русские солдаты. Узнали, что у нашей соседки­полячки муж был полицаем, и поставили ее к стенке. Моя бабушка повисла на одном солдатике и умоляла, чтобы полячку не тронули. Соседи тогда ее отстояли – женщина осталась жива.

С возрастом воспоминания все чаще оживали. Несколько лет назад они начали обретать стихотворную форму – и на душе Людмилы Алексеевны становилось чуточку легче. Сегодня ее стихотворения похожи на дневниковые записи. Написанные дрожащей рукой строчки имеют свою дату. Словно вехи долгожданного Освобождения.

Мне снится все один и
тот же сон:
Поле белых, ласковых ромашек.
Дальний лес.
Лучистый небосклон.
Кто-то издали рукою машет.

Я не могу то поле перейти:
Держат травы,
вкруг меня сплетаясь.
И близок, кажется, конец пути,
Но ромашкам нет конца и края.

Это поле, где гремел
жестокий бой.
Пели пули всеми голосами.
И тут ромашки берегут покой
Тех, кому сплели свой
белый саван.

Мне туда, где тихо тает ширь,
Солнце над седым Курганом низко,
Еще шумит рассерженный ковыль,
И ночами плачут обелиски.

Мой давний сон…
А, может, это быль
В памяти всплывает поневоле?
Под Волгоградом зло
шумит ковыль.
Под Орлом – ромашковое поле.
18.04.2009 год